ИССЛЕДОВАНИЯ

Главная           Астрология           Биоэлектрография          Услуги       Контакты

 

Карл фон Рейхенбах Одо-магнетические письма. Штутгарт и Тюбинген, 1852

Второе русское издание, исправленное Антоном Дьяченко, 2013

 

Содержание

I Письмо. — Сенситивы. Примеры из повсе­дневной жизни.

II        Письмо. — «Од», как новая сила природы. Кристаллы и производимый ими свет и ощущения. Темная комната.

III      Письмо. — Солнечный свет. Лунный свет. Призматический спектр. Поляризованный свет. Одизи­рованная вода. «Од» как космический динамид.

IV       Письмо. — Магнетизм. Явления, наблюдаемые посредством осязания и зрения. Различие между «одом» и магнетизмом.

V Письмо. — Так называемый животный магнетизм. Свечение растений, животных и человека. Правая и левая стороны живых организмов в отношении к одической полярности.

VI       Письмо. — «Од» в человеке. Примеры некоторых одических сочетаний из повседневной жизни.

VII     Письмо. — «Од» и месмеризм: первый — как мировая сила, второй — как частное применение ее в медицине. Магнетические пассы при лечении.

VIII    Письмо. — Химизм. Испарение и перегонка. Брожение и гниение. Могильный свет.

IX       Письмо. — Звук. Трение. Искатели родников.

X Письмо. — Теплота. Электричество. Вся все­ленная, как вместилище «ода».

XI       Письмо. — Примеры влияния «ода» из повсе­дневной жизни.

XII     Письмо. — Перемещение «ода» и его распро­странение в различных телах.

XIII    Письмо. — Двойственность «ода». Одохимический ряд простых веществ. Униполярность каждого из них в отдельности. Щелочи и кислоты. Полюсы магнита. Полюсы кристалла. Полюсы живых существ. Правая и левая рука.

XIV     Письмо. — Радужность одического света. Северное сияние.

XV      Письмо. — Земной магнетизм и земной «од». Положение сенситивов в бодрствующем состоянии и во сне. Строительство храмов и театров. Ориентация стульев, фортепиано, рабочих столов, верстаков и пюпитров.

XVI     Письмо. — Быстрота одических токов. Диапазон воздействия излучений. Одическая атмосфера людей в здоровом и болезненном состоянии. Одоскоп. Этимология слова «од». Заключение.

 

Письмо первое

Сенситивы.
Примеры из повседневной жизни.

Случалось ли вам, мой читатель, встречаться в жизни с людьми со странной причудою — отвращением ко всему желтому, к желтому цвету как таковому? Нежный лимон, блестящее золото, огненный апельсин так привлекательны на вид. Что же в них может быть противного? Спросите этих людей, какой цвет им действительно нравится, и вы услышите единогласный ответ — синий. Лазурь небесная лелеет взор наш, но когда вечер разбросает по ней золотистые полосы, то вряд ли уменьшится красота ее: небо будет еще роскошнее. Если бы мне предложили на выбор, в какой комнате желаю проводить свои дни: в желтой, соломенного цвета, или в светло-голубой, то, без всякого сомнения, я предпочел бы желтую. Если б я сказал это врагам желтого цвета, они осмеяли бы меня, и пожалели бы о моем дурном вкусе.

Сделаю теперь обратный вопрос: встречал ли кто из вас человека, который сказал бы, что ему противен синий цвет, — вероятно, нет: никто и никогда не восставал против этого цвета. Почему же такое единодушное отвращение к желтому у некоторых людей и такая общая любовь к голубому?

Нам известно из учения о цветах, что желтый и голубой цвета находятся между собою в известном взаимном отношении как цвета дополнительные; между ними замечается некоторого рода полярность. Не скрывается ли в этой противо­положности что-то неизвестное, кроме простого действия на зрение? Нет ли между ними более глубокого, хотя еще неназванного различия, а не того оптического, которое очевидно для всех и каждого? И не вследствие ли такого различия одни могут ощущать то, чего другие даже не подозревают? Не существуют ли, так сказать, люди с иным восприятием? Такое предположение довольно странно и невольно вызывает насмешливую улыбку. Но будем следовать дальше.

Девушка охотно смотрится в зеркало. Быть может, из среды мужчин также найдутся многие, которые с наслаждением любуются своею красотою. И можно ли порицать их, когда отражающийся в зеркале образ прекраснейшего творения Божьего так приветливо улыбается и все навевает предчувствие торжественной победы? Что может быть роскошнее, восхитительнее собственного прекрасного я? Но после того можно ли поверить, что есть девицы, женщины, даже мужчины, которых зеркало как бы пугает, которые с ужасом отворачиваются, встречая в нем собственный образ? Между тем есть люди, очень не редко встречающиеся, для которых отражение в зеркале невыносимо даже на самое короткое время и которым оно причиняет удушливое чувство стеснения как бы от теплого дыхания[1]. Зеркало не только отражает их образ, но отбрасывает на них еще какое-то несказуемое тяжелое впечатление, которое действует на одних сильнее, на других слабее, на некоторых едва заметно, порождая, однако же, всегда какое-то неопределенное отвращение к зеркалу. Что же это такое? Откуда это проистекает? Почему ощущают это неприязненное чувство только некоторые, а не все?

Вероятно, вам не раз приходилось ездить в дилижансе, почтовой карете, железнодорожном вагоне и встречать таких пассажиров, которые с несносным упрямством требовали, чтобы окна экипажа были отворены; ничто не могло победить их настойчивости: ни дурная погода, ни ураганный ветер, ни мороз, ни убедительные просьбы соседей, страдающих ревматизмом. Нет сомнения, вы приняли это за следствие дурного воспитания; но, прошу вас, удержитесь от решительного приговора, по крайней мере, до тех пор, пока не прочтете хоть несколько моих писем. Быть может, они помогут вам убедиться, что среди общества людей, стеснившихся на ограниченном пространстве, творятся какие-то вещи неведомой природы, которые, действуя на некоторых, становятся для них совершенно невыносимыми, между тем как другие остаются к ним совершенно нечувствительными.

Вероятно, между вашими знакомыми найдутся такие, которые за столом, в театре, в многолюдной компании или в храме, как будто из прихоти всегда сторонятся от других и стараются поместиться где-нибудь в уголке, в отдалении от прочих. Обратите внимание на такого человека — он наш, и вам скоро придется познакомиться с ним покороче.

Наверняка вам знакомы женщины, частенько испытывающие слабость в храме, хотя за ее воротами они обычно вполне здоровы. Даже если посадить их на самый край скамьи, они и там могут почувствовать слабость и вполне получить обморок. Изучите этот вопрос пристальнее, и вам станет ясно, что эта странность присуща только определенному классу людей. Они совершенно не способны просидеть сколько-нибудь долго в нефе храма[2] без того, чтобы не испытать приступ слабости, при том, что в обычной жизни это нормальные здоровые люди.

Врач советует вам ложиться на правый бок, чтобы сон был спокойнее, освежительнее. Спросите его, почему это так? Если только он добросовестен, то, верно, не найдется, что ответить на такой вопрос: он сам не знает причины; но опыт подсказывает ему, что многие люди, ложась на левый бок, никак не могут заснуть. Если вы станете наблюдать с большим вниманием, то скоро убедитесь, что не все люди ложатся на правый бок, чтоб заснуть; очень многие спят на левом, и есть такие, которые спят без различия на правом и левом боку, пользуясь и в том и в другом положении сном покойным и освежительным. Потом вы найдете также, что те, которые могут засыпать только на правом боку и никак на левом, составляют лишь малое исключение, и найдете, что это свойство так тесно связано с их натурою, что лежа на левом боку по целым часам даже до полуночи, они никак не могут заснуть, между тем, как повернувшись на правый, почти мгновенно засыпают. Не спорно, что это странная вещь, но, тем не менее, встречается почти на каждом шагу.

Сколько есть людей, которые не могут есть ложками из пакфонга, аргентана, нейзильбера, китайского серебра[3] и других подобных сплавов, потому что они возбуждают у них тошноту; между тем как другие не могут постигнуть, чем отличается от них настоящее серебро в обыденном употреблении. Сколько найдется людей, которые не станут пить кофе, чай, шоколад, если они приготовлены в медной посуде, тогда как большая часть из нас нимало не замечает этого.

Как много есть таких, которые обнаруживают явное отвращение от горячих, особенно переваренных кушаний, от всего жирного, сладкого и предпочитают все холодное, приготовленное просто, особенно же кисловатое. Некоторые до того любят салат, что готовы променять на него все прочие кушанья, а другие только дивятся такому странному вкусу.

Есть люди, которые терпеть не могут, чтобы кто-либо находился позади них, а потому избегают всяких сборищ народа, собраний и рынков. Другие не любят, чтобы им протягивали руку, тем более, если кто-нибудь будет долго держать их за руку; это для них так невыносимо, что они быстро вырывают свою. Многие не могут выносить жара железных печей, между тем хорошо переносят жар каменных.

Нужно ли еще перечислять тысячи странностей, которыми бывают наделены некоторые люди? Что же мы должны заключить из этого? Быть может все это просто игра воображения и плоды дурного воспитания, или же скверные привычки, проистекающие, быть может, от каких-нибудь расстройств в организме? Так может это казаться тем, которые смотрят на вещи поверхностно; и, к несчастию, нередко люди, отличающееся такими странностями, подвергаются грубым укорам за свою непомерную чувствительность. Такая невнимательность и такое легкомыслье относительно людей, столь резко отличающихся от всех прочих, были бы извинительны, если бы подобные уклонения проявлялись поодиночке, разбросанные как чистые случайности между разными лицами, имеющими различное положение в обществе. Но вот замечательное обстоятельство, которое до сего времени не было удостоено должного внимания и которое дает совершенно иной взгляд на этот предмет, а именно: все выше перечисленные особенности обнаруживаются в том или другом лице не поодиночке, но всегда вместе и неразлучно.

Так, наблюдая прилежно, вы скоро заметите, что человек, имеющий какую-нибудь странность, имеет и все прочие, или, по крайней мере, большую часть из них, но никак не исключительно только одну. Противник желтого цвета боится зеркала; любящий сидеть в сторонке отворяет окна в экипажах; спящий на правом боку чувствует слабость в храме; у кого делается тошнота от меди, пакфонга и проч., тот ест преимущественно простые холодные кушанья, без приправ, избегая всего жирного и сладкого, любит до безумия салат и т.д. И куда ни обратитесь, везде эти прихоти в одном и том же лице непрерывным рядом тянутся от неприязни к желтому цвету до тошноты от сахара, от предпочтенья синего цвета до пристрастия к салату. Все эти странности чрезвычайно постоянны и находятся в особенной связи между собою у людей, наделенных ими, и опыт показывает, что везде одно из этих явлений непременно обусловливает существование и всех прочих.

Из этого явствует, что все они должны находиться между собою в непреложной связи и, стало быть, происходить из одного скрытого общего источника, из которого они в совокупности берут свое начало. Но так как этот источник находится только в известных лицах, то очевидно, что с этой точки зрения люди должны быть двух родов: обыкновенные, которые не одарены такого рода чувствительностью, и собственно впечатлительные, на которых производят сильное впечатление самые ничтожные причины, как было показано выше.

Последних можно назвать «сенситивами», потому что, в самом деле, нередко они бывают чувствительнее мимозы. Это свойство у них врожденное, проистекающее из внутренней их природы; они не могут ни отстранить его, ни победить по произволу и оскорбляются, если их странности считают причудами или капризом. Имея и без того достаточно причин для ежедневных страданий в этом мире, они немало претерпевают и от людей, не понимающих их состояния, тогда как они заслуживают большого участия, чем другие, обыкновенные люди. Число их не мало, и мы скоро узнаем, как глубоко проникает в человечество это загадочное свойство, которое я только слегка очертил в этом первом письме.

 

Письмо второе

«Од», как новая сила природы.
Кристаллы и производимый ими свет и ощущения.
Темная комната.

Я уверен, что вы уже отыскали среди ваших знакомых по вышеизложенным мною признакам несколько человек, принадлежащих к классу сенситивов. Найти их нисколько не затруднительно, потому что они встречаются очень часто, почти на каждом шагу. И если вам не удается найти их сразу среди вполне здоровых людей, обратитесь к тем, которые проводят беспокойные ночи, сбрасывают часто во сне покрывало, говорят или даже встают с кровати во время сна, страдают мигренями, преходящими спазмами в желудке, жалуются на нервные депрессии, не любят большого общества, довольствуются узким кругом друзей или даже ищут полного уединения. Все такие люди за редкими исключениями имеют более или менее сенситивную натуру.

Но это только тривиальная сторона предмета, о котором здесь идет речь; при ученом исследовании открываются явления гораздо большей важности. Достаньте себе натуральный кристалл довольно значительной величины, например, кристалл гипсового шпата[4] длиною в две пяди[5], тяжелого шпата[6] или готардского горного хрусталя[7] длиною в один фут, положите его горизонтально на угол стола или на ручку кресла так, чтобы оба конца его свободно выдавались за край опоры; тогда подведите к нему сенситива и заставьте его приблизить ладонь левой руки на три, четыре или шесть дюймов к концу кристалла, сначала с одной его стороны, затем с другой: не пройдет и полминуты, как сенситив вам скажет, что из верхней оконечности вершины кристалла веет ему на руку тонкое, прохладное дуновение, а из другой оконечности, которою кристалл срастался с горною породой, — нечто тепловатое. Прохладное дуновение производит приятное, прохладное ощущение; тепловатое, наоборот, рождает неприятное, противное чувство, близко подходящее к ощущению тошноты, в короткое время оно охватывает всю руку и как бы утомляет ее.

Куда бы я не приходил, всякий раз при первой демонстрации этого опыта его находили столь необычным и загадочным, что никто не хотел мне верить. Между тем, я повторил его с сотнями сенситивов (в Вене). Подобные опыты делали также в Англии, в Шотландии и во Франции, и нашли их верными. Каждый из читателей сам легко может убедиться в истине моего наблюдения, потому что в сенситивах нигде нет недостатка. Приближая руки к другим точкам кристалла, к ребрам его, сенситив ощущает то тепловатое, то прохладное веяние, но везде несравненно слабее, чем на концах, которые полярно противостоят друг другу. Несенситивы не ощущают ничего подобного.

Эти противоположные ощущения происходят без прикосновения к кристаллу на расстоянии несколько дюймов от него, а в случае сильных сенситивов — даже на расстоянии нескольких футов. Очевидно, что из этих, так сказать, полуорганизованных камней исходит, истекает, излучается нечто, еще не известное науке, но имеющее бытие действительное и явное по своему действию на наш организм. Рассуждая, во сколько раз сенситивы чувствительнее обыкновенных людей по своему чрезвычайно развитому чувству осязания, я невольно наткнулся на мысль: не превосходят ли они нас и развитием органа зрения, и не могут ли они в глубоком мраке улавливать глазом эти удивительные токи из кристаллов? Чтобы проверить эту мысль опытом, в одну чрезвычайно темную ночь мая 1844 г. я принес громадный кристалл горного хрусталя в дом Ангелики Штурман, девицы в высшей степени сенситивной. Врач ее, известный патолог, профессор Липпих, случайно находился тут же. Мы с ним устроили так, чтобы в двух комнатах было совершенно темно, и в одной из них я положил свой кристалл, не сказав никому, в каком именно месте. Пробыв несколько времени в первой комнате, чтобы приучить глаза к темноте[8], мы ввели, наконец, Ангелику туда, где был кристалл. Не прошло нескольких мгновений как она, указывая мне место, где он лежал, сказала, что весь кристалл облит тонким светом, а на остром конце его изливалось волнообразно-сверкающее пламя, величиною с кисть руки, синего цвета, в виде тюльпана, которое терялось в вышине, подобно тонкому пару. Я повернул кристалл, и она увидела на другом, тупом конце его неясный, красновато-желтый дым. Можете себе представить, в какой восторг привели меня ее слова. Это был первый опыт из тысячи последующих, сделанных мною над кристаллами со всеми их бесчисленными изменениями. Все сенситивы, участвовавшие в этих экспериментах, единогласно подтвердили факт, что влияние кристалла на осязание в то же время сопровождается явлениями световыми, и что синий свет находится в непременной полярности к красновато-желтому; те и другие явления доступны только для одних сенситивов.

Считаю нужным заметить, что все эти опыты необходимо делать в совершенной темноте, иначе они могут быть неудачными; условие это весьма важно при производстве опытов. Кристальный свет так тонок и невыразимо слаб, что если малейшая частичка постороннего света проникнет в комнату, то этого достаточно, чтоб ослепить сенситива-наблюдателя, и притупить на время его восприимчивость к чрезмерно слабому кристальному свечению. Далее, очень редко можно найти таких чутких сенситивов, как девица Ангелика, которые, после кратковременного пребывания в темноте, могли бы ощущать это нежное свечение. Чтобы глаз совершенно освободился от напряженного раздражения, производимого в нем дневным или искусственным светом, сенситивы средней руки должны пробыть часа два в темноте, и тогда лишь они становятся восприимчивыми к кристальному излучению. У меня было много случаев, где слабые сенситивы, пробыв даже три часа в темноте, ничего еще не ощущали, но с наступлением четвертого часа начинали ясно видеть свечение кристалла и вполне убеждались в подлинности этого явления.

Теперь, вероятно, вы с нетерпением желаете узнать, откуда проистекают эти явления и куда отнести их по физике и по субъективным и объективным свойствам их. Несмотря на производимое ими ощущение тепла и прохлады, причислять их к явлениям теплорода[9] нельзя, потому что здесь нет никакого источника этой жидкости, а сверх того, допустив присутствие теплорода, вероятно, проявление его было бы ощутительно не для одних сенситивов, но также обнаруживалось бы и на чувствительном термоскопе. Далее, они не могут принадлежать к явлениям электричества, ибо перед нами непрерывающийся поток, без всяких очевидных химических или механических превращений, которые бы могли его порождать; сверх того электроскоп, приведенный в соприкосновение с кристаллом, остается без малейшего изменения; отвод, устроенный по законам электрических токов, также не обнаруживает никакого действия. Наконец, нельзя назвать эти явления ни магнетизмом, ни диамагнетизмом, потому что кристаллы не являются магнитами; диамагнетизм же в различных кристаллах проявляется различно, а не одинаково, даже часто совершенно противоположно, чего здесь вовсе не замечается. Наконец, это и не свет, потому что, хотя при наших опытах и бывает явление света, но мы знаем, что обыкновенный свет не рождает ощущений теплоты и прохлады и прочего. Но вы опять спросите: что же это такое? Если уже вы непременно желаете услышать ученое определение, то я принужден сознаться, что и сам не знаю его. Я заметил проявление силы, которая не может отнестись ни к одному из известных явлений. Если я не ошибаюсь в суждении о приобретенных мною фактах, то она, эта сила, должна занять место между магнетизмом, электричеством и теплотой, не отождествляясь ни с одной из названных сил; посему я решил назвать ее особенным словом «од», об этимологии которого скажу ниже.

 

Письмо третье

Солнечный свет. Лунный свет. Призматический спектр. Поляризованный свет. Одизированная вода.
«Од» как космический динамид.

Вы познакомились с сенситивами, узнали элемент, который их возбуждает, именно, динамид[10], названный мною «одом». Но мы приподняли только малый край завесы, под которою природа скрыла эту дивную силу. Динамид «од» струится не из одних только полюсов кристалла; он изливается в таком же изобилии или даже в еще большем из многих других родников вселенной.

Обратимся, прежде всего, к светилам и даже прямо к солнцу. Поставьте сенситива в тени, дайте ему обыкновенную пустую барометрическую трубку или любой другой стеклянный стержень или даже деревянную трость: пусть он подержит этот прут на солнечном свете, между тем как он сам и рука его будут в тени, и вы услышите удивительные показания. Наверно вы ожидаете, что производитель опыта ощущает теплоту в пруте: это очень понятно, потому что стекло могло сильно разгорячиться от солнечных лучей; но ваше предположение в этом случае нисколько не оправдается, и вам придется узнать прямо противоположное: рука сенситива подвергается различным ощущениям, но конечный результате их — прохлада. Когда же он перенесет прут в тень, то чувство прохлады исчезает и его рука начинает ощущать, что стержень нагрелся, но как скоро он вносит его опять в солнечный свет, то снова ощущается прохлада. Таким образом, сенситив сам может попеременно проверять точность своих собственных ощущений. Отсюда можем заключить, что существуют в высшей степени простые, но до сих пор незамеченные условия, при которых прямой солнечный луч не только не греет, но еще по каким-то странным, вовсе неизвестным законам рождает чувство прохлады. Далее, сенситивы вам скажут, что эта прохлада действует на них точно так же, как и производимая верхнею частью кристалла.

Итак, если и в этом опыте проявляется при­сутствие «ода», то в глубокой темноте оно должно обозначиться свечением. И опыт подтвердит вам это, если вы только станете производить его по моему способу. Обыкновенно я провожу медную проволоку из освещенной комнаты в другую, совершенно темную; потом свободный конец ее в светлой комнате я помещаю на солнечный свет. Едва это будет сделано, как находящаяся в темноте часть проволоки начнет светиться, и на конце ее появится небольшое пламя в палец толщиной. Следовательно, солнечный свет вливает, так сказать, в проволоку вещество «ода», которое во мраке видит сенситив как световое излияние.

Не останавливаясь много на этом явлении, будем продолжать наши опыты: пропустим солнечный луч сквозь хорошую стеклянную призму, отбросим радужные цвета на ближайшую стену и предложим сенситиву испытать их поочередно стеклянною палочкою, держа ее в левой руке. Когда, не прикасаясь к стене, он внесет ее в синюю или фиолетовую полосу, то получит ощущение прохлады, приятное в высшей степени, гораздо чище и резче, нежели от цельного, не разложенного солнечного луча; и, наоборот, как скоро палочка будет перенесена в желтый или еще лучше в красный луч, то ощущение приятной прохлады непременно исчезнет, и место ее заступит противная тепловатость, которая вскоре отяготит всю руку. Сенситив может также без посредства палочки вносить обнаженный палец в цветные полосы, и результат будет один и тот же. Я употреблял стеклянную палочку как плохой проводник тепла, чтобы не допустить действия тепловых лучей на руку. Эти действия разложенного солнечного луча сходны с действиями полюсов кристалла. Отсюда вы видите, что в солнечном луче совмещаются оба вида действия «ода»; он постоянно струится на нас в необъятном количестве от нашего дневного светила вместе со светом и теплом, и являет собою новую, могучую действующую силу, чей потенциал мы еще не в состоянии измерить.

Теперь обратимся опять на короткое время к врагам желтого и покровителям синего цвета, о которых я упоминал в первом моем письме. Вы помните, что полюс кристалла, который навевал приятную прохладу, изливал в тоже время синий свет; а сейчас вы узнали, что в другом опыте синий луч разложенного солнечного света всегда сопровож­дается необыкновенно приятною освежающею прохладою. И наоборот, сенситивы всегда ощущали несносную, отягощающую тепловатость от красно-желтого света другого полюса кристалла и от красно-желтых солнечных лучей. Вы видите, что в обоих, хотя и различных опытах, синий цвет всегда производит приятные, а красновато-желтый — неприятные ощущения. Вот вам первое указание, которое, кажется, должно удержать вас от поспешного суждения о мнимых капризах сенситивных людей. Эти факты невольно заставляют подумать, что в желтом и синем цветах кроется нечто другое, нежели простое оптическое действие на сетчатку нашего глаза, что глубоко сокрытое инстинктивное ощущение чего-то неосязаемого, неизвестного руководит в этих случаях чувством и суждением наших сенситивов, и заслуживает нашего полного внимания.

Кроме влияния цветов я предложу вам другой легкий опыт, часто производимый мною для открытия «ода» в солнечных лучах. Поляризуйте луч по известному способу, чтобы он упал под углом 35 градусов на стопку из двенадцати стеклянных пластинок. Потом пусть сенситив-наблюдатель вносит левою рукою стеклянную палочку попеременно то в отраженный, то в пропущенный луч. Вы услышите от него, что всегда от первого переливается через палочку в его руку одна прохлада, а из второго — одна тепловатость.

При веселом расположении духа вы можете позабавиться и насчет химии: возьмите два одинаковых стакана воды, поставьте один под отраженный луч, а другой под пропущенный. Спустя минуть шесть, дайте отведать сенситиву из того и другого стакана: он вам тут же скажет, что вода, стоявшая под отраженным лучом, холодновата и на вкус кисловата, а находившаяся под пропущенным — тепловата и как бы горьковата. Сделайте еще опыт: поставьте стаканчик с водою в синюю полосу радуги и такой же в красно-желтую, или же поместите один у вершинного, острого конца горного хрусталя, а другой у нижнего, тупого. Во всех этих случаях вы можете быть уверены, что ваш сенситив найдет приятною, слегка кисловатою воду, находившуюся под влиянием синего света, и наоборот, стоявшую в красновато-желтом — горьковатою, терпкою, вызывающею тошноту. Первый стакан он выпьет с удовольствием, но если вы станете принуждать его выпить другой, то у неге можете сделаться сильная рвота вскоре после того, как он выпьет, уступая вашему настойчивому требованию, чему я не раз бывал свидетелем. Пусть же господа химики разложат такую воду и найдут это горькое и кислое начало.

Сделаем с лунным светом такие же эксперименты, какие делали с солнечным. Мы получим подобные, но полярно противоположные результаты. Стеклянная палочка, внесенная в лунный свет левою рукою сенситива передает ему не прохладу, а тепловатость. Стакан воды, постоявший на лунном свете, будет на вкус теплее и противнее, чем стоявший в тени. Каждому известно, сколь сильное влияние производит лунный свет на некоторых лиц; все люди, подверженные такому влиянию, без исключения суть сенситивы и, как правило, довольно сильные. А так как доказано, что лунный свет производит одические эффекты, и его влияние на лунатиков совершенно совпадает с эффектами, производимыми другими источниками «ода», то в наших глазах Луна получит большое значение как Светило, изливающее «од».

Итак, вместе с солнечным и лунным светом излучается на нас «од» в таком изобилии, что мы легко можем наблюдать его и исследовать самыми простыми опытами. Сколь неизмеримо влияние его на все человечество и вообще на царство животных и растений, вы скоро увидите из дальнейших наших наблюдений. По всем данным мы должны заключить, что «од», как мировой динамид, переливается в лучах от одной звезды к другой, и, подобно свету и теплу, наполняет собою всю вселенную.

 

Письмо четвертое

Магнетизм. Явления, наблюдаемые
посредством осязания и зрения.
Различие между «одом» и магнетизмом.

Письма эти я назвал одо-магнетическими. «Но почему же магнетическими? Что же в них есть магнетического?» — спросите вы. Мало, или почти ничего, должен я отвечать вам. Но многие из явлений, сюда относящихся, обыкновенно называют магнетическими, а потому, сообразуясь с номенклатурою текущего времени, я нашел более приличным дать таковое же название и моим письмам. Преимущественно же побудило меня к этому то обстоятельство, что вместе с силою магнита истекает динамид «ода», точно так же, как он изливается с солнечным и лунным светом, а также из полюсов кристалла и других источников, которые, правда, не имеют ничего общего с обыкновенным магнетизмом. Посмотрим же, какое отношение имеют между собой «од» и магнетизм.

Положим на угол стола хороший стержневой магнит, оставив его концы свободно выдающимися наружу, как это делалось в опытах с кристаллами. При этом стол установим так, чтобы стержень магнита совпал с магнитным меридианом, подобно стрелке компаса, и его северный полюс был обращен к северу, а южный — к югу. Приготовив все таким образом, подведем к столу сенситива и попросим его аккуратно поднести ладонь левой руки сначала к одному, затем к другому полюсу магнита на расстояние 4-5 дюймов. Результаты будут те же самые, какие вы уже наблюдали при опытах с кристаллами, а именно: из одного полюса, обращенного к северу, исходит на руку прохладное веяние, а из другого, обращенного к югу, как бы тепловатое дыхание, сопровождаемое каким-то неприятным ощущением. Можете поставить к каждому полюсу по стакану воды, и по прошествии 6-8 минут дать сенситиву отведать из обоих. Он непременно скажет вам, что вода в стакане от северного полюса свежа и приятна, а от южного — тепловата и как бы приторна. И в этом случае, если вас берет охота затронуть химию, можете подвергнуть воду анализу, но труд напрасный: средства этой науки слабы для открытия тонкого начала, которое изменяет вкус воды. Конечно, найдутся люди, положительно отвергающие все, чего нельзя ощупать и взвесить, которые станут утверждать, что ясные, как Солнце, наши наблюдения ни больше, ни меньше как вздор и пустошь. Но мы лишь спокойно посмеемся над их слепотою, потому что опровержение без доказательств не в состоянии превратить истину в ложь, и эти господа, рано или поздно, против воли должны будут сами убедиться.

Само собою разумеется, что магнит возбудил в уме моем такие же гипотезы, какие подтолкнули меня к опытам над кристаллами при совершенной темноте. Первый опыт был сделан мною с девицей Марией Новотни в Вене (в апреле 1844 г.); после я повторял его с другими сенситивами сотню раз. Я был очень рад, когда услышал от нее, что на обоих концах стержневого магнита горит и сияет пламя, дымясь и разбрасывая искры; на северном полюсе — синего, а на южном — красновато-желтого цвета.

Проделайте лучше этот несложный опыт самостоятельно; затем перемените условия, поставив стержневой магнит вертикально, южным полюсом кверху. Вы с удивлением услышите от сенситива, что пламя начинает расти, и поднимется, если магнит достаточно силен, почти до потолка комнаты; там оно образует светлый кружок фута в три в поперечнике, кружок столь яркий, что проницательный сенситив сможет рассмотреть, как расписан потолок. Не забудьте только принять все необходимые предосторожности, чтобы сделать комнату совершенно темной, и не пожалейте нескольких часов для надлежащего приготовления глаз к восприятию этих тонких впечатлений, как я уже советовал, иначе сенситив ничего не увидит, а вы потрудитесь напрасно и даже усомнитесь в справедливости моих слов.

Это световое явление будет еще красивее для глаз, если вы вместо стержневого магнита возьмете подковообразный магнит и поставите его вертикально, обоими полюсами вверх. У меня была подкова, составленная из девяти пластин, поднимавшая 100 фунтов весу[11]. Все мои сенситивы видели, как из каждого ее полюса струилось тончайшее пламя, ни мало не притягивая и не нарушая хода соседа, словом, не оказывая ни малейшего взаимного действия друг на друга, как то должно было быть при магнитных истечениях из двух разнородных полюсов. Эти два пламени, спокойно поднимаясь вверх, сверкали бесчисленными ярко-белыми искрами и вместе образовывали два светлых столба, поразительно красивых для зрителя, способного их видеть. Достигнув потолка, они производили на нем освещенную круглую зону поперечником почти в маховую сажень[12], а когда опыт продолжался долго, то мало-помалу освещался весь потолок. Если такой магнит был поставлен на стол, то он освещал собою его поверхность и все находившееся на локоть[13] в окружности. Рука, которою заслоняли световые столбы, отбрасывала видимую тень. Когда ток этих светящихся столбов перекрывали каким-либо плоским предметом: доскою, стеклянною пластинкою, металлическим листом и т. д., он изгибался вокруг него, струясь вдоль его нижней поверхности точно так, как обыкновенное пламя, на которое поставили горшок или кастрюлю. Если подуть на пламя, оно качнется в сторону, точно как огонь свечи. Под сквозняком или при ношении магнита по комнате, светящиеся столбы также уклоняются в сторону по течению воздуха, как пламя горящего факела. Если к светящимся столбам приблизить зажигательное стекло, оно соберет их свет в фокус, как обыкновенные световые лучи. Итак, это явление очень вещественно и имеет много сходства с обыкновенным пламенем.

Заставив два одических пламени пересекаться, мы убедимся, что они проходят друг через друга, ни проявляя заметного притяжения или отталкивания, и, нимало не уклоняясь в сторону, продолжают свой путь. Если один из одических потоков окажется сильнее другого, то будучи, по-видимому, одаренным большей проникающей силой, он пронзит слабейший, рассекая его так, что этот последний охватит его с обеих сторон. То же происходит, когда в одический поток вносят палочку: пламя раздваивается и за нею опять сливается в одну струю. Подобно тому, как сенситивы видят все существо кристалла пронизанным как бы тончайшим светом, так и сталь магнита кажется им всюду пронизанной белым сиянием. То же самое наблюдается и с электромагнитами[14].

Ясно, что эти явления нисколько не идут в параллель с магнетизмом: они чисто одические. Сравнивая кристалл гипсового шпата с магнитом такого же веса, находим, что их одические потоки из одноименных полюсов существенно ничем не отличаются друг от друга, ни влиянием на осязание, ни свечением; в кристалле даже сосредоточено больше одической силы, чем в магните; он издает прохладу и тепловатость гораздо резче, свет от него сильнее и обширнее, а между тем в кристалле не замечено ни малейшего присутствия магнетизма.

Итак, в одном случае вы наблюдаете «од» совместно с магнетизмом, в другом — только «од» без магнетизма, но здесь и там сила его одинакова. Все это доказывает, что «од» нисколько не связан с магнетизмом и не является всего лишь одним из его качеств, а напротив есть динамид, совершенно отличный от силы магнитной. Примером тому может служить «од», отделяющийся из полюсов кристалла; и я могу привести вам еще множество других не менее убедительных промеров, где «од» развивается в высшей степени без малейшего участия магнетизма (принятого в обыкновенном смысле).

Отсюда очевидно, что «од» должно рассматривать как самостоятельный динамид, проявляющийся совместно с магнетизмом точно так же, как он проявляется в кристаллах, солнечных лучах и многих других явлениях природы, о которых будет сказано ниже. Нам известна тесная связь магнетизма с электричеством; мы знаем, что одна из этих сил развивается вслед за другою, что дало нам полное право признать магнетизм и электричество за проявление одной и той же силы. Точно в таком же отношении находятся между собою свет и теплота: присутствие одного начала индуцирует и другое; однако же до сих пор мы не нашли общего их источника. То же самое можно сказать и об «оде». Все заставляет нас предполагать, что эти динамические явления в последней своей инстанции исходят из одного общего источника; но до тех пор, пока мы не в состоянии доказать единства их начала, нам остается считать электричество, магнетизм, свет, тепло и проч. за отдельные группы явлений. Многочисленные проявления «ода» нельзя отнести ни к одному из перечисленных динамидов, следовательно, нам приходится собрать их в особый отдел и составить новую группу. В следующих моих письмах вы найдете неопровержимые доказательства того, что эти новооткрытые явления ничуть не уступают ни объемом, ни значением тем, которые уже получили права гражданства в мире науке.

 

Письмо пятое

Так называемый животный магнетизм.
Свечение растений, животных и человека.
Правая и левая стороны живых организмов
в отношении к одической полярности.

Теперь опять многих начинает занимать удивительное открытие, которое Месмер более 80 лет тому назад назвал животным магнетизмом. Наши предки всеми силами старались опровергнуть это открытие и уничтожить всякие его следы, но все напрасно: животный магнетизм не исчезает и даже возрождается теперь с новыми силами перед лицом своих гонителей. На чем же основывается его бытие? Быть может «на обмане и суеверии?», как заявил один известный берлинский физиолог, искавший поскорее избавиться от неудобного явления. Но справедлив ли такой резкий приговор, и неужели проявление этой силы не заслуживает большего нашего внимания?

Но лучше без дальнейших толков приступим прямо к делу. Введите хорошего сенситива средней или высокой степени в темную комнату и по возможности захватите с собою в то же время кошку, птицу, бабочку и несколько цветущих растений в горшках. По прошествии двух часов вы услышите странные вещи. Цветы выйдут из мрака и сделаются видимыми. Сначала они покажутся серым облачком, выплывающим из глубокого мрака комнаты. Далее местами образуются светлые пятна, наконец, постепенно просветляясь все больше и больше, каждый цветок проявится отдельно, так что можно будет даже различить его форму. Когда я таким образом показал горшок цветов покойному профессору ботаники Эндлихеру, сенситиву средней руки, то он закричал с испугом и удивлением: «Это синий цветок, это глоксиния!» Действительно, он увидел в совершенной темноте Gloxinia speciosa var. coerulea и узнал ее по форме и по цвету. Но без света нельзя видеть ничего в темноте, стало быть при нем только можно было рассмотреть так отчетливо форму и даже цвет растения. Откуда же взялся этот свет при нашем опыте? Он должен был выйти из самого растения, и, стало быть, оно светится. Завязь, пестики, пыльники, венчики, цветовые стебли — все является в легком освещении, даже самые листья бывают видны, хотя гораздо тусклее. Все кажется облитым нежным светом, и особенно репродуктивные части бывают очень явственны, тогда как листья всегда кажутся тусклее цветочных стеблей. Бабочка, птичка, кошка — все становится видимым в темноте, и части их покрываются светом, при котором заметны все их движения. Наконец, сенситив увидит и вас: сначала вы представитесь ему в виде белоснежного, бесформенного снеговика, потом как бы одетым в броню с высоким шлемом, и, наконец, устрашающим светящимся великаном. Обратите внимание сенситива на него самого, и с немалым изумлением он увидит, что не только руки, но и все тело сквозь платье, как-то: ноги, грудь, — все облито у него тонким сиянием. Но пусть он рассмотрит повнимательнее руки. Сначала они представятся ему в виде сероватого дыма, потом он заметит их силуэт на слабо светящемся фоне, наконец, проявятся пальцы в их собственном свете — рука будет выглядеть словно полупрозрачной, как если бы мы держали руку в темноте напротив пламени свечи. Вообще рука будет казаться длиннее обыкновенной: на конце каждого пальца появятся световые лучи, иногда длиною с целый палец, иногда же в половину его, а потому вся кисть руки увеличится более чем на половину своей длины. Особенно же светят последние фаланги пальцев, и сильнее всего — корни ногтей.

Когда после такого поразительного открытия в человеке доселе не подозреваемой способности самосвечения вы пожелаете узнать, в каком цвете представляется это самосвечение, то в ответ услышите, тоже, я думаю, с немалым изумлением, что различные части тела имеют различное свечение, что правая рука источает синеватое сияние, а левая — красновато-желтое, а потому первая кажется темнее второй; что такое же различие замечается и между обеими ногами; что вся правая сторона лица темнее и синее левой и что весь правый бок вашего тела кажется синеватым и потому как бы более темным, чем левый, который выглядит красновато-желтым и потому явственно более светлым. Без сомнения и здесь мы находим такую же противоположность в цветах — синем и красно-желтом, какую видели в кристалле, магните и солнечном свете.

Теперь следует вопрос: имеется ли такой же параллелизм при самосвечении человека между ощущением прохлады и синим, между ощущением тепловатости и красно-желтым одическим светом, какой находили мы повсюду, и есть ли на то достаточные доказательства? Чтоб разрешить эти вопросы, я сделал следующий опыт в Вене (в августе 1845 г.) над пятидесятилетним столяром Больманом, сенситивом средней степени. В левую его руку я положил свою правую так, что пальцы наши, едва прикасаясь, переплелись друг с другом. Через минуту я заменил правую руку левою. Таким образом, переменяя руки несколько раз, я узнал, что синевато-светящаяся рука кажется ему холоднее желто-светящейся левой, которая, в свою очередь, ощутимо теплее для него. Искомое было найдено. Я повторил вскоре этот опыт с сотнею других сенситивов. И все подтвердили тот же факт. Потом с различными изменениями я стал делать мои наблюдения над ногами, обеими половинами тела, щеками, ушами, глазами, носом, языком, и везде получил один и тот же результат: левая рука сенситива всю правую сторону каждого человека, будет ли то мужчина или женщина, ощущает холоднее, а левую, наоборот, теплее. Отсюда вы видите, что полярность между правою и левою стороною человека обозначается теми же свойствами, какими обозначалась она между полюсами кристалла вдоль главной оси, между северным и южным полюсами магнита, между синей и красно-желтой областью солнечного спектра. И поскольку свойства эти и явления все те же, то мы имеем право заключить, что и причина их должна быть одна и та же; следовательно, человек отделяет из себя «од» в тех же двух видах, в каких он изливался из других источников. Таким же образом я подвергал опыту кошек, кур, уток, собак, лошадей, телят — все они обнаруживали одни и те же явления; растения, которые исследовал от корня до листьев, подчинялись тем же законам.

Итак, все в органическом мире светит, из всего изобильно струится динамид «од». Когда вы вполне осознаете этот поразительный, всеобъемлющий факт в его безграничном господстве во Вселенной, то перед вами широко загорится заря новой эры, малые проблески которой до сего дня лишь были усмотрены и неудачно названы «животным магнетизмом». Я готов, сколько возможно, осветить вам путь в эту новую, полную пока загадок страну и вверяю вам ключ от самых первых ее врат.

 

Письмо шестое

«Од» в человеке. Примеры некоторых одических сочетаний из повседневной жизни.

Вы видели, что когда я клал правую руку свою в левую руку сенситива, то он ощущал приятную прохладу, и наоборот, когда я клал левую в его левую, то это производило в нем чувство неприятной тепловатости. Можно сделать этот опыт наоборот, т.е. в правую руку сенситива положить левую, и он будет чувствовать приятную прохладу; а если положить в нее правую, то это чувство заменится ощущением неприятной тепловатости. Отсюда следует закон: одические одноименные сочетания рук (левая с левой или правая с правой) рождает ощущение неприятной тепловатости, а разноименные (правая с левою) — приятной прохлады.

Теперь прошу вас припомнить из моего первого письма то место, где говорится, что некоторые люди находят неприятным обычное приветствие, пожатие рук друг у друга, и даже отнимают руку, если кто-нибудь долго удерживает ее. Но заметьте, по вкравшемуся нелепому обыкновению, всегда подают друг другу правые руки, следовательно, производят одическое одноименное сочетание рук, производящее всегда ощущение неприятной тепловатости: вот почему пожатие рук так тяжело сенситивам, что они не могут вынести его, и вырывают свою руку, когда удерживают ее довольно долго. Сделаем еще шаг вперед: станем класть пальцы правой руки на левую сторону сенситива — на плечо, под мышки, на виски, на бедра, колени, ступни, на пальцы: по всей левой стороне сенситива правые пальцы произведут приятное ощущение прохлады, потому что в этом случае сочетания будут не одноименными. Сделайте то же по правой стороне сенситива левыми пальцами: то же чувство прохлады, потому что эти сочетания также разноименные. Но сделайте такие прикосновения на левой стороне сенситива пальцами вашей левой руки, или на правой — пальцами правой: это прикосновение произведет неприятное ощущение тепловатости вследствие одноименных сочетаний.

Испытайте сказанное мною, выбрав другую форму сочетаний из случаев обыкновенной жизни. Станьте, например, возле сенситива как можно ближе: тогда вся правая сторона ваша будет прикасаться к левой стороне сенситива, и он не будет ощущать никакого тягостного влияния. Но повернитесь, не сходя с места, левым боком к левому же боку сенситива, и тяжелое чувство охватит у него все тело, удушливая тепловатость неприятно стеснит грудь; если вы скоро не примете прежнего положения, то он не выдержит и отойдет от вас прочь. В первом случае действовали разноименные, во втором одноименные сочетания.

Выберите другое положение: например, станьте близко позади сенситива, лицом к его спине, или, наоборот, впереди его, оборотясь к нему спиною; в обоих случаях ваша правая сторона придется к его правой, а левая к его левой. Следовательно, тут произойдет сочетание одноименных полюсов «ода», что для сенситива сделается невыносимым, и вы должны переменить свое положение как можно скорее, не то он сам уйдет от вас. Кстати, припомните из первого моего письма то место, где говорится о людях, которые терпеть не могут, чтобы стояли позади или впереди них, и потому избегают всяких людских собраний, не ходят на рынки и т.п. Причина, по которой они так поступают, теперь открыта. Я знал молодых людей крепкого сложения и живого характера, которые имели сильное отвращение к верховой езде. Но это не в порядке вещей: обыкновенно в кипучем юношеском возрасте охота ездить верхом доходит до страсти. Но заметьте: садясь на лошадь, вы непременно прикасаетесь к ее телу одо-одноименными частями и, следовательно, принимаете то же положение, как если бы вы стали близко за спиной другого человека, и люди, имеющее отвращение к верховой езде, по моим наблюдениям, все более или менее сенситивны; для примера я даже могу назвать двух братьев Генриха и Августа фон Оберлендер. По той же самой причине некоторые женщины не могут даже несколько минут продержать дитя на спине: женщины эти непременно сенситивны.

Многие не могут спать вдвоем на одной постели, и выражение «mauvais coucheurs»[15] вошло почти в поговорку. Причина этому понятна из вышесказанного. Также общий всем культурным народам обычай предоставлять уважаемой особе место с правой стороны, получает, по нашей одической теории, значение более глубокое, чем простая вежливость, по правилам которой правая рука почтенной особы должна всегда быть свободна. Два человека, становясь один подле другого, обоюдно заряжают себя «одом»: стоящий с правой стороны получает от соседа отрицательный «од», а стоящий слева, наоборот, положительный. Следовательно, правый получает столько отрицательного «ода», сколько левый теряет; а левый, в свою очередь, приобретает столько положительного, сколько отделяет на него правый. Но, как известно вам, значительное скопление отрицательного «ода» сопровождается всегда прохладным и приятным ощущением, и, наоборот, большое скопление положительного «ода» — противною тепловатостью; поэтому можно предположить, что сказанный обычай произошел не вследствие произвольных условий, а из сокровенной глубины нашей природы. Доказательством этому служат все особы, одаренные значительно развитою сенситивностью: они никак не могут стоять долго с левой стороны.

Подобные случаи в общежитии встречаются очень часто, при самых разных условиях, но все они могут быть объяснены и подчиняться изложенному здесь закону. Отсюда мы видим, что прихоти сенситивов часто оказываются обоснованными и заслуживают пристального внимания и снисхождения.

 

Письмо седьмое

«Од» и месмеризм:
первый — как мировая сила,
второй — как частное применение ее в медицине.
Магнетические пассы при лечении.

Теперь вы спросите меня, в чем с точки зрения нашей теории заключается так называемое магнетизирование. Может быть, вы полагаете, что к разрешению этого вопроса клонились все мои письма. Но вы не угадали: это дело побочное, хотя магнетизирование составляет очень замечательную сторону одических явлений. Оно приобрело обширное практическое значение и привело прямо к месмеризму, т.е. к употреблению динамида «ода», как целебного средства в болезнях по методу доктора Месмера. Согласно с состоянием естественных наук тогдашнего времени, Месмер принял явления «ода» за явления магнетизма и назвал их животным магнетизмом. Однако ж названия «од» и месмеризм не противоречат друг другу; первое относится к области физики и обозначает мировую силу, второе обозначает специальное применение этой силы к лечению и принадлежит терапии.

Вы помните, в пятом письме я уже обещал обозреть с вами темную область так называемого животного магнетизма при свете новой теории. Приступим же к исследованиям.

Прикасаясь пальцами к сенситиву, как вам уже известно, мы всегда производим на него ощутительное и в темноте видимое впечатление. Но не только прикосновение, даже некоторое приближение пальцев производит на него то же действие; токи, в темноте видимо исходящие из оконечностей пальцев довольно длинными лучами, достигают поверхности тела, к которому приближена рука. Действие это бывает довольно сильно на расстоянии нескольких дюймов; сенситивы средней степени ощущают его на расстоянии фута и более, а те, у которых сенситивность развита еще более, ощущают его влияние иногда через всю длину комнаты. Мне встречались случаи, где действие одических токов обнаруживалось даже на расстоянии 20, 30 и более шагов. Явление было поразительное.

До сих пор мы рассматривали только простые прикосновения к одной какой-либо части, без движения. Теперь попробуйте от одной точки до другой провести по телу сенситива кончиками ваших пальцев, ладонью руки, полюсом кристалла или магнита. Положите, например, концы пальцев правой руки на левое плечо вашего сенситива и ведите их легко и медленно до коленного сочленения, или, если хотите, по руке до пальцев. Как прежде простое прикосновение производило чувство прохлады в одной точке, так в последнем случае прикосновение в движении разливает ее по всему протяжению движущейся руки и проводит по телу как бы прохладную полосу, состоящую из бесчисленного множества точек прохлады, сливающихся в линию; у магнетизеров этот вид прикосновения называется пассом, или штрихом. Сделайте то же на других местах; проведите, например, правою рукою по левой стороне головы, левой стороне туловища, левой ноге до больших пальцев ступни, — повсюду вы возбудите ощущение прохлады. Произведите такие же движения левою рукою по правой стороне субъекта, — эффект будет тем же, ввиду противоположной полярности взаимодействующих тел. Наконец, когда одновременно обеими руками вы проведете по левой и правой стороне сенситива вышеозначенный штрих от темени до больших пальцев ног, тогда по всему телу распространится у него приятная, успокоительная прохлада. Вот вам животный магнетизм, месмерические пассы учеников Месмера и других так называемых магнетизеров.

Отсюда понятно, что как бы вы ни производили эти штрихи, руками ли, полюсами ли кристалла или магнита, непосредственно по обнаженному телу или поверх одеяния, на расстоянии полпяди, локтя или более, характерное действие их не изменится, только сила будет ослабевать пропорционально расстоянию.

Итак, сущность магнитизирования заключается в воздействии разноименного «ода» магнетизера на тело сенситива. В темноте сенситивы даже видят, как устремляются на них пучки огнистых лучей из пальцев магнетизеров или полюсов кристалла, которыми проводят штрих, и в то же время на теле у себя в тех местах, куда падают эти лучи, замечают яркие светлые пятна, следующие за движением магнетизирующей руки. Явление света и ощущение прохлады приводят нас к заключению, что штрих такого рода благоприятно действует на организм наш, и «од» синего цвета оказывает особенное влияние на те части тела, что отделяют красновато-желтый «од», то есть на полюс разноименный. И действительно, одические штрихи не могут не иметь глубокого влияния на физическую и нравственную систему человека, потому что тело его составляет богатое вместилище «ода», и существо «ода» имеет тесную связь с глубоко сокрытым во внутренней натуре человека; и только поверхностный ум, никогда не заглядывавший в тайники природы, отказывается признавать достоверность явлений животного магнетизма, тогда как они составляют непреложные факты, основанные на законах природы и чистом опыте.

Теперь, если вы спросите меня, какую пользу получит наука врачевания от искусства одических пассов, я с уверенностью скажу, что применение «ода» как врачебного средства принесет огромную пользу медицине, особенно, когда физика и физиология «ода» получат должное развитие. Но я должен признаться, что пока, в настоящее время, дело обстоит не самым лучшим образом. Читая и слушая магнетизеров современных, а также и трудившихся 80 лет назад во времена Месмера, можно подумать, что они в состоянии излечивать почти все болезни; но рассмотрев предмет ближе невольно понимаешь, что опыты их доселе еще слишком шатки и ограничены. Каждый врач, к какой бы школе он не принадлежал, всегда приписывает выздоровление больного своему искусству, почему бы и врачу-магнетизеру не иметь такой самоуверенности? Мы, профаны в науке врачевания, знаем только, что из 20 выздоравливающих 19 встают на ноги силою собственного организма, иногда даже сверх чаяния врача. Но поверх того я обнаружил по крайней мере одну бесспорную истину, а именно: что в каждой точке человеческого организма, куда касается или над которой проходит рука человека противоположной одической полярности, наблюдается усиление жизненной энергии, и не просто поверхностное усиление, но именно глубоко проникающее во внутренние органы. Следовательно, в случае локальной слабости и болезненности одическое влияние оживляет и возбуждает жизненную энергию, вызывая ее к большей активности. Этот значительный и безусловный факт сумеет оценить и применить к делу каждый мудрый практикующий врач. Особенно мощно влияние «ода» на всякие спазмы и судороги, сколько раз мне самому доводилось справляться с ними, равно как и вызывать их по произволу. Но когда я наблюдал за врачами-магнетизерами при постели больных, то убеждался, что они, за исключением немногих случаев, совершают свои мановения (пассы) против всяких законов одической науки, и потому едва ли могут принести какую-то пользу больным. Да и можно ли ожидать успеха, когда идем путем бессознательным, ощупью, подобно слепым, без знания существа и законов столь таинственной силы, как наш «од»? Но все-таки будем надеяться, что со временем, когда свойства его и отношение к отправлениям живого организма будут основательно изучены и сделаются достоянием науки, врачи не замедлят выйти из лабиринта бессознательных действий, и, установив рациональные приемы, основанные на познанных законах, воспользуются влияниями «ода», как целебным средством для врачевания множества болезней. И тогда страждущее человечество найдет в нем неиссякаемый источник целебной силы против своих недугов.

 

Письмо восьмое

Химизм. Испарение и перегонка.
Брожение и гниение. Могильный свет.

В предыдущем я объяснил вам, что должно разуметь под животным магнетизмом, доказал вам положительно, что это ничуть не магнитное, а чисто одическое влияние на человеческое тело — влияние, которое проистекает и от бесчисленного множества других «одофоров», к которым в частности относятся и самые магниты. Потому название «животный магнетизм» нисколько не соответствует описанным выше явлениям, и было придумано, когда источник их был еще неизвестен и представления о них были путанными и туманными. Не станем однако ж далеко пускаться в критические исследования; цель моя показать вам, как обширно значение «ода» в природе.

Вам уже известно, что «од», движимый силами неведомой нам природы, непрестанно и не убывая струится из полюсов кристалла. Вы знаете также, что он истекает из ослабевающего со временем источника — стального магнита. Наконец, вы видели, как проявляется он в органической, живой природе. Теперь я хочу представить вам быстро развивающиеся и скоро преходящие явления «ода» при химических реакциях, которые я называю химизмом в отличие от химического сродства, означающего силу химическую.

Откупорьте в темноте бутылку шампанского перед вашим сенситивом: с радостным изумлением он увидит огнистую струю, сопровождающую полет пробки от горлышка бутылки до потолка комнаты. В то же время вся бутылка представится в ярко-белом свете, как будто она вся из блестящего снега, а над нею заиграет светлое колеблющееся облачко. Хотя вы еще ничего не можете заключить по этому очаровательному фейерверку, но, вероятно, догадываетесь уже, что это также одно из одических явлений, и если хотите совершенно убедиться, то проследите со мною несколько опытов.

Бросьте в темноте ложку мелко истолченного сахару или тонкой поваренной соли в стакан воды[16]. Сначала ваш сенситив почти ничего не увидит или нечто неясное, но как только вы помешаете в стакане, вода и стакан тотчас же покажутся ему светящимися. Взяв стакан в левую руку, он почувствует сильный холод. Следовательно, простое растворение развивает «од», и, стало быть, оно также есть источник его.

Опустите железную, медную, цинковую проволоку в стеклянный сосуд с разбавленной серной кислотой[17]. Вся проволока как бы раскалится, а на верхнем конце ее появится свет, по форме своей очень похожий на обыкновенное пламя свечи, только менее яркое. Этот свет поднимается вертикально кверху в виде дыма с мелкими искорками. Ощупывая проволоку левою рукою, сенситив чувствует ее холоднее против обыкновенного. Из этого видно, что «од» выделяется также при химическом растворении.

Приготовьте питье из шипучего порошка. Сначала растворите в темноте двууглекислый натр в половине стакана воды: свечение тотчас появится. В другом стакане, также налитом до половины, растворите виннокаменную кислоту[18]: она тоже засветится, даже в большей степени; а когда, по прошествии нескольких минут, оба раствора сделаются опять темными, слейте их вместе: жидкость вдруг засветится ярко, в левой руке стакан будет казаться холодным, как лед, и над ним поднимется густое ярко-белое облачко с обращенной наверх башней. Отсюда видно, что и химическое разложение развивает «од» в изобилии[19].

Растворите в воде свинцовый сахар[20] и влейте туда раствор алюмокалиевых квасцов: мгновенно вся жидкость сделается видима в темноте[21]. Проведите проволоки от обоих полюсов вольтова столба в воду: как скоро начнется разложение, сенситив ваш заметит постепенно возрастающее свечение воды, а, прикоснувшись к сосуду левою рукою, найдет его холодным.

Итак, все химические реакции развивают «од»; химизм есть сильный источник «ода», внезапно возникающий и при том иссякающий в тот же самый момент, в который прекращается действие химического сродства.

Удержав дыхание, чтобы не поколебать воздух, откупорьте в темноте склянку с алкоголем, а еще лучше — с эфиром, сероуглеродом, раствором аммиака или лучше всего с чистым эвпионом 0,65 удельного веса[22]. Ваш сенситив тотчас увидит, что от горлышка склянки поднимается вертикально святящийся столб — тем быстрее, чем летучее само вещество. В то же время вся жидкость в склянке засветится. Однако не только такие летучие вещества, но и другие, как, например, ртуть с ее ничтожно малой способностью испаряться, выпускают светящийся дым через горлышко бутылки[23]. То же должно сказать и о телах твердых, как, например, камфара и особенно йод, которые отделяя ярко светящийся дым, одновременно сами начинают светиться. Итак, испарение и улетучивание, а значит и перегонка, неизменно сопровождаются развитием «ода».

Каждая бродящая сахарная жидкость постоянно светится: воздушные пузырьки выскакивают на ее поверхность как раскаленные жемчужины. Бродящий виноградный сок беспрерывно светится. Теперь вы сами без моего содействия можете объяснить вспышку пламени и огней в шампанском.

Гниение есть также процесс брожения, потому все гниющее становится светящимся. Это известно всем нам из учения о фосфоресценции, но мы еще не знали, в каком отношении находится оно к одосвечению, и когда в гниющем веществе для нас не бывает уже заметно никаких следов фосфоресценции, для сенситива оно представляется в полном сиянии.

Говоря о гниении вообще, мы уже недалеко находимся от умерших. Последуйте за мной мысленно в царство мертвых; уверяю, вы вынесете из этой мрачной области новые, неоценимые сокровища для науки. Слышали ли вы, что бесплотные души усопших, пока не отрешатся от всего земного, связавшего их со здешним миром, и не обретут вечного покоя, несколько времени витают над своею могилою в виде огненных призраков? Не шутя говорю: этих призраков видят многие, и вы легко можете найти достаточно свидетелей. Вероятно, вы слышали от своей нянюшки, что не каждый одарен способностью видеть призраки и тени усопших, но только некоторые избранные видят их. Все это всплыло в моей памяти, когда с помощью хороших сенситивов я изучал природу света, рождающегося от гниения рыбы. Мне захотелось узнать: не могу ли я поближе познакомиться с огнями умерших? Девица Леопольдина Рейхель согласилась сопровождать меня в одну очень темную ночь на кладбище Грюнцинг, лежащее в окрестностях Вены недалеко от места моего жительства. И действительно, она видела (в ноябре 1844 года) на многих могилах огненные призраки; потом, пройдя на обширное венское кладбище, она заметила на многих могильных насыпях так называемые блуждающие огни. Они совершали однообразные движения из стороны в сторону, как это делают танцующие или солдаты на учении. Одни из этих блуждающих огней были в рост человека, другие едва поднимались над землей, как малорослые карлики. Все они появлялись только над свежими могилами, на старых же не заметно было никаких огненных стражей. Девица Рейхель медленно и с трепетом подошла к ним. При ее приближении человеческие тени разлетались, и она убедилась, что это было ни что иное, как светящийся туман, который ей случалось видеть тысячу раз у меня в темной комнате.

Наконец, она осмелилась прикоснуться к ним, и не встретила ничего, кроме светлого пара, даже бесстрашно вступила в среду одного призрака: он обхватил ее вплоть до самой шеи, и она, махая своим платьем, не могла разогнать его. Танцы и марши теней объяснялись движением воздуха, который одинаково колебал все эти огненные призраки в одно время. В другой раз я повел четырех сенситивов на Сиверингское кладбище. Было так темно, что некоторые из них несколько раз спотыкались и падали.

Пришедши на могилы, все они видели там огненные призраки, одни слабее, другие явственнее, каждый по степени своей сенситивной восприимчивости. Свежие могилы казались им покрытыми светящимся воздухом. Некоторые из них начертили различные фигуры на этих могилах, и черты, проведенные на земле, светились еще ярче. Что же это такое? Ни что иное, как гнилостные миазмы, выходящие из могил и поднимающиеся в воздух: ветер играет с ними, и страх создает из колебания их воздухом пляску живых духов: это углекислый аммоний, фосфористый водород и другие известные и неизвестные продукты гниения, развивающие при испарении одический свет. Как скоро прекращается гниение, в то же время исчезают и огоньки — души усопших освобождаются от праха земли.

Мы должны сознаться, мой дорогой читатель, что были несправедливы в детстве к рассказам наших бабушек. Огненные призраки на могилах действительно существуют, в этом нет никакого сомнения: мы принуждены, волей или неволей, признать реальность таких явлений — бабушки были правы. Мы должны также сознаться, к стыду нашему, в справедливости их замечания, что не все могут видеть эти призраки, а только избранные (сенситивы). Не их вина, что мы так долго не могли постигнуть того, что известно им уже много веков.

 

Письмо девятое

Звук. Трение. Искатели родников.

В последнем письме мы наконец прояснили, откуда берет свои корни одно поверье, истоки которого теряются в глубине веков; теперь я опять поведу вас на новый подвиг. Надеюсь, вы не откажитесь последовать за мною в недра природы для дальнейшего исследования «ода».

Однажды (это было в октябре 1851 г.) я пригласил к себе в темную комнату венского механика г. Энтера, сенситива средней руки, решившись испытать, не имеет ли звук какого-либо отношения к нашему «оду». С этою целью я взял стеклянный колокол воздушного насоса и, держа его за пуговку, осторожно ударил по нему ключом. Лишь только раздался звук, как весь колокол просветлел. Чем сильнее я ударял, тем ярче было свечение. Металлический стержень и подковообразный магнит также начинали ярче светиться от удара. Металлический колокол сильного проникающего тона после серии частых ударов делался до того светящимся, что заливал комнату своим сиянием, так что сенситивы видели ее всю целиком. Когда музыкант играл на скрипке, то светились не только струны, но даже самая дека. Вообще, звучащие тела не только сами излучали одический свет, но порождали вокруг себя светлую область — казались как бы окруженными ореолом, как у святых. Каждый стакан, когда я ударял его ножом (как это делают за столом, если хотят привлечь внимание гостей), облекался в одежды из света, которые были тем ярче, чем выше был тон на музыкальной шкале. В этой световой оболочке можно было явственно различать колебания яркости, согласованные с колебаниями звука. Во всех случаях сильнее всего светилось то место, по которому приходился удар.

Наконец, я заставлял сенситивов класть то ту, то другую руку в стеклянный и металлический колокола с условием не касаться их стенок: при каждом звуки от удара по наружному его краю левая рука получала ощущение прохлады, а правая, напротив, ощущение тепловатости: следовательно, наблюдалось то же самое одическое влияние, как и в других случаях, например, от синего солнечного луча, вершинного конца кристалла, от магнитного полюса, направленного на север; словом, мне удалось открыть в звуке новый обильный источник «ода».

Потом в другой раз пришло мне в голову сделать подобные наблюдения над трением, и вот я предложил девице Марии Майкс (это было в июле 1844 г.) взять в левую руку медную проволоку, к другому концу которой была прикреплена небольшая пластинка. Когда я стал тереть по этой пластинке другой такой же, ощущение теплоты через всю проволоку перелилось в руку сенситива. В другом случае проволока, обтачиваемая на точиле, вся излучала одический свет и как бы облекалась в сияние на всем своем протяжении, а на противоположном ее конце появлялось пламя, похожее по форме на пламя горящей свечи.

Чтобы окончательно убедиться, я взял стеклянную барометрическую трубку, опустивши один ее конец в стакан с водою, другой приложил к быстро вертевшемуся точильному камню: вся трубка и стакан с водой тут же стали светящимися. Все сенситивы, отведывавшие эту воду, нашли ее тепловатою, горьковатою и вызывающею тошноту, а у одной девушки, которую я уговорил выпить весь стакан, вскоре сделалась сильная рвота и повторилась несколько раз. Из этого видно, что трение также содействует обильному развитию «ода».

Эти наблюдения повели нас к новым исследованиям, которые тоже, я думаю, доставят вам немалое удовольствие, а именно: я задумал испытать, не отделяется ли «од» при трении жидкостей. И действительно закупоренные склянки со спиртом, эфиром, ацетоном, скипидаром, креозотом при сотрясении наполнялись в темноте светом. Даже вода в закрытой склянке при сотрясении источала свет и, взятая в левую руку, производила ощущение неприятной тепловатости; но коль скоро сотрясение прекращалось, она в несколько секунд становилась снова невидимой и опять обретала свое охлаждающее ощущение. Во время этих опытов мне пришла престранная идея, но не пугайтесь: это было только воспоминание о волшебной лозе, давно уже потерявшей свою славу; я вспомнил об искателях ключей, родников и прочих. Неужели, подумал я, вода не отделяет «ода» при своем течении, когда он проявляется при малейшем сотрясении ее?

Чтоб решить этот вопрос опытом, я заставлял сенситивов держать левою рукою стеклянную трубку, обернутую толстым слоем бумаги, а сам в то же время вливал в нее через стеклянную воронку воду непрерывною струей. Пока я лил, все они ощущали теплоту, проникавшую сквозь бумагу, но как скоро переливание прекращалось, место ее заступала опять прохлада. Когда опыт производился в темноте, то вода в воронке и по всей длине трубки постоянно светилась. Не оставалось более никакого сомнения: вода, протекая через трубку, развивала «од»; это дало повод к новым опытам.

В парке при моем загородном доме проведен водопровод через большую луговину совершенно незаметно для глаз посторонних; зная хорошо его направление, однажды я повел туда девицу Цинкель, сенситива средней руки, и заставил ее, идя по лугу тихим шагом, перейти через тот водопровод. Подходя к нему, она как будто споткнулась, ступила шаг вперед и назад, и потом остановилась. Тут какая-то неприятная тепловатость охватила ее ноги, особенно же левую, почти до самых колен, так говорила она, а между тем, идя по лугу до этого места, она не чувствовала ничего подобного. В самом деле, говоря это, она стояла над трубою, по которой проведена была вода на скотный двор из родника в полутора часах ходьбы отсюда. Опыт повторен был многими сенситивами точно с таким же успехом. Как же теперь отвергать силу и действие волшебной лозы, которая столько времени предана позору и осмеянию! Дело, конечно, не в самой лозе, за которой, как за покровом, скрывалась глубокая истина, недоступная пониманию. Теперь она открылась нам! Движение лозы не что иное, как следствие воздействия «ода», развиваемого струящейся в глубине водой, которое чувствует сенситив.

Господин Сурсье до того прославился во Франции искусством отыскивать водяные ключи, что повсюду приглашали его, как человека необыкновенного; и действительно, как описывают, он довел это искусство до изумительной ловкости. По нашему, он был только хороший сенситив, а потому, проходя местом, где течет подземная вода, он ощущал в своем теле ее одическое влияние. По степени этого ощущения ему уже легко было выводить заключение о глубине, на которой проходила подземная вода, а долговременным упражнением он приобрел такую верность и сметливость в подобных изысканиях, что заслужил восхищение и благодарность у доброй половины Франции. Свой секрет, объяснить которой он не мог и сам, теперь найден, и, может быть, скоро в Германии явятся сотни мужчин и женщин, которые не уступят ему в искусстве разыскивать подземные ключи, потому что каждый чуткий сенситив может освоить его при небольшом упражнении. И отныне волшебная лоза сделается достоянием всех и каждого.

 

Письмо десятое

Теплота. Электричество.
Вся вселенная, как вместилище «ода».

Не нужно, кажется, с моей стороны больших усилий, чтоб возбудить в вас желание узнать, в каком отношении находятся к «оду» такие сильные агенты как теплота и электричество. Но запутанность и сложность фактов возрастают здесь до того, что я не нахожу никаких средств разъяснить их в тесном объеме нескольких писем, и потому принужден ограничиться только изложением самых простых фактов.

Поднесите к чуткому сенситиву жаровню с горящими углями или зажгите вблизи него на блюдце спирт; поставьте его недалеко от пылающих дров или бросьте перед ним в воду несколько крупинок калия и спросите, что он при этом ощущает. Вероятно, вы ожидаете, что он скажет «тепло», но вы ошибаетесь: преобладающее чувство в сенситиве при всех этих видах горения будет не теплота, а прохлада, и он сам скажет вам смущенно то же самое. Дайте ему небольшую лучину, около локтя длиной, пусть он возьмет ее в левую руку за один конец и зажжет другой: во время горения лучины конец ее, который у него в руке, будет казаться ему холодным. Дайте ему в руку вместо лучины железный стержень, стеклянную палочку или фарфоровую трубку, и пусть он раскалит их на пламени Аргандовой лампы: спустя несколько мгновений он, с недоумением покачивая головой, скажет вам, что через них передается ему в руку не тепло, а, напротив, холод. Такое отклонение от закона распространения теплоты объясняется очень просто — при нагревании, как и при горении, развивается «од». Выведем из темной комнаты наружу через двери металлическую проволоку толщиною в соломину. Наружный конец проволоки опустим в жаровню и раскалим его. Сенситив, находясь в темноте, тотчас заметит появление светлого пламени на конце проволоки, противоположном опущенному в жар, как скоро последний начнет раскаляться на огне.

Не останавливаясь далее на этих явлениях, я перейду теперь к электричеству, чтобы представить вам поскорее краткий очерк сюда относящихся явлений. Преобладающим ощущением сенситивов, находящихся рядом с крупными положительно наэлектризованными телами, является прохлада. Но натертый мехом электрофор производит ощущение тепловатости, тогда как сам мех излучает прохладу[24]. Ударьте крепко в темноте перед вашим сенситивом смоляной круг лисьим хвостом и спросите, что он видит. Вы услышите, что перед ним появлялось светлое пламя, восходящее языком от круга кверху, иногда на 1,5 фута высоты. Хвост же представляется ему валиком белого света. Через несколько минут пламя на круге исчезает; но пока пламя есть, оно издает светящийся дым, поднимающийся к потолку и образующий там большое светлое пятно, как это было в опытах с кристаллами и полюсами магнита.

В моей комнате на полу на штативе стоит большая электрическая машина с таким же большим кондуктором. Когда машина находится в покое, сенситивы средней руки не видят ее в темноте; но когда начинаешь вращать ее стеклянный диск, достаточно медленно, чтобы нигде не было заметно электрических искр, вся конструкция как бы покрывается белым светом. Некоторые сенситивы при рассказе об этом явлении делают странное сравнение, говоря, что электрическая машина в это время очень похожа на телегу, груженую известью, которая примерно напоминает ее своей белизной. Заряженная электричеством лейденская банка кажется в темноте насквозь пронизанной светом. Длинная железная проволока с выведенными из темной комнаты концами, посредством которой я разряжал лейденскую банку, светилась белым светом по всей длине в течение 4-5 минут при каждом разряде. В самый момент разряда сенситивы видели молниеносную сильную вспышку света в ее движении, из чего они каждый раз могли точно указать мне направление разряда, а именно, от внутреннего электрода лейденской банки к внешнему.

О вольтовом столбе[25] я скажу здесь только одно, что замкнутая на его полюса проволока не только сама светится, но сверх того окружена световой спиралью, стремительно струящейся вокруг нее. Уже один этот факт, казалось бы, должен был возбудить живой интерес физиков к нашему предмету. В самом деле, правило буравчика Ампера для Вольтова столба, которое ученые нашли путем колоссального напряжения своего научного остроумия, при наших опытах каждый мальчик-сенситив может, так сказать, описать им во всех деталях как свое чувственное созерцание. Больше того, без всякого сомнения, сенситивы найдутся даже среди физиков, точно так же, как я нашел не менее дюжины сенситивов-медиков. Я однако ж не берусь предсказать, скоро ли физика проявит интерес к моей теории.

Итак, теплота и электричество суть обильные источники «ода», но в настоящее время я должен воздержаться от любых попыток раскрыть здесь всю необъятную картину тех явлений, которые эти агенты нам предлагают[26]. Взамен этого я перейду теперь к последнему и важнейшему источнику «ода».

Капитан Аншус, находящийся на действительной австрийской службе, хороший сенситив средней руки, заболел в Бадене; во время болезни раздражительность у него дошла до высочайшей степени. Лежа в постели без сна, он с изумлением заметил, что всякий раз в темные ночи он видел явственно у двери, находившейся напротив его кровати, железные скобки, гвозди и замок, между тем как решительно не мог рассмотреть всего остального в комнате. Он вскоре убедился, что эти предметы производят сияние сами собою. Другие же, более чуткие сенситивы, видели у себя в комнате светящимися всякую металлическую отделку на мебели, ключи, все позолоченные предметы, даже каждый гвоздь на стене, как будто из всех этих предметов выходило слабое пламя или светящейся дым. Я составил для опыта набор из кусочков различных металлов, и чуткие сенситивы видели, что металлы светились, одни слабее, другие ярче, но как минимум видны были все. Застекленный шкаф с серебряною посудою всякого рода мало-помалу выступил в темноте, весь как бы наполненный тонкими огоньками. Я делал опыты и с другими веществами, как-то: с углем, селеном, йодом, серой, — все они светились в темноте. Они походили, как то бывает при фосфоресценции, на раскаленные тела, и казались как бы просвечивающимися насквозь. Помимо самого их сияния чуткие сенситивы замечали вокруг этих веществ подобные пламени эманации, постепенно переходящие в дым, — явление, уже знакомое нам по другим концентрированным истечениям «ода». Здесь, также как и в тех случаях, эманации колыхались и дрожали от дуновения или движения воздуха, и часто даже освещали пальцы, которыми держали эти тела.

Если говорить о цвете эманаций, то все они были различны, что позволяло проверить точность показаний сенситивов. К примеру, все медное светилось красным светом и было окутано зеленым пламенем;

олово, свинец, палладий и кобальт — синим;

висмут, цинк, осмий, титан, калий — красным;

серебро, золото, платина, сурьма, кадмий — белым;

никель, хром — зеленоватым до зеленовато-желтого;

железо — многоцветным, переливающим всеми цветами радуги;

мышьяк, уголь, йод и селен — красным;

сера — синим.

Синева источаемого серой света часто замечается даже сенситивами средней руки. Сложные вещества также светят, некоторые даже очень сильно, например, теобромин[27] — белым светом, парабановая кислота — замечательным чистым синим светом, жженая известь[28] — красным. Я положил несколько сотен химических препаратов в тесный ящик и, храня его в темноте, открывал только в темной комнате перед сенситивами. Сенситивы средней руки видели свет только от некоторых из них, но для сенситивов высокой степени все они без исключения выглядели в той или иной степени светящимися. Даже сами каменные стены темной комнаты после достаточно долгого пребывания в темноте казались им как бы покрытыми тончайшим белесым сиянием. Доходило до того, что в конце концов мои созерцатели могли видеть в комнате все как бы в сумерках, тогда как я решительно не видел ни зги; даже брали меня за руку и проводили в полной уверенности между моими аппаратами, коими была загромождена комната.

Итак, все излучает свет, решительно все без исключения![29] Мы живем в мире, наполненном светящейся материей. Подобно тому, как Солнце источает сильный свет, так и на Земле все излучает свет, только гораздо слабейший. Тусклее всего светят вещества рыхлые, как то: хлопчатобумажные изделия, шерстяные ткани, дерево, глина; светят все камни; ярче всех из числа бесформенных тел светят металлы и простые субстанции вообще. Это свечение, изливающееся из всех вещей, по напряженности своей гораздо слабее всех известных до сих пор, но зато оно бесконечно в своей всеобъемлемости.

Но одический ли это свет? Да, одический, потому что он носит на себе весь его характер; даже действует на органы чувств подобно прочим «одофорам». Возьмите любой металл, на выбор, или же серу, йод, уголь, графит, положите на любую дощечку, скажем липовую, и пусть чуткий сенситив подержит близко над ними ладонь левой руки; по прошествии некоторого времени вы услышите, что рука его ощущает либо приятную прохладу, либо противную тепловатость, резче от яркосветящихся, тусклее от слабосветящихся веществ.

Или давайте сенситиву в руки (голые или в перчатках) попеременно тела всякого рода, твердые или жидкие, откупоренные или герметично закупоренные в склянках: каждое из них будет вызывать у него особое ощущение, холодноватое или тепловатое, приятное или неприятное, иногда с очень своеобразными, присущими только им, побочными воздействиями; к такому разряду можно отнести серу, бром, дихромат калия, газообразный кислород, мышьяк, ртуть и медь. Сенситив по одному только осязанию в состоянии будет различить и сгруппировать все эти тела соответственно их одическому характеру.

Итак, мы пришли к выводу, что «од» развивается не из каких-либо особенных источников, но есть общее достояние всей природы; динамид, разлитый повсюду, хотя и не равномерно, наподобие теплоты, электричества, химизма, гравитации и т.д. «Од» проникает и наполняет собой все мироздание, существуя как в малейших вещах, так и в больших телах.

 

Письмо одиннадцатое

Примеры влияния «ода»
из повседневной жизни.

Помните ли вы, что я говорил о девушках, хороших собою, которые, однако же, не любят глядеться в зеркало? Из содержания предыдущего письма вы уже можете почерпнуть объяснения этому странному явлению. Ртуть — один из тех металлов, которые вызывают у сенситивных людей наиболее тошнотворное тепловато-противное чувство. Как скоро такой человек приближается к большому зеркалу[30], то в то же мгновение ощущает это тяжелое ртутное влияние, которое охватывает все тело, и кажется, будто веет на него какое-то неприятное, возбуждающее тошноту дыхание, и в то же время возбуждается угнетающее, отталкивающее ощущение. Если же сенситив будет упорно преодолевать в себе желание отойти прочь, то вскоре почувствует боль в желудке, головную боль, тошноту, могущую дойти даже до рвоты. Такое чувство отвращения у чутких сенситивов доходит часто до того, что на них нападает какой-то страх при одном взгляде на зеркало. Они всеми силами стараются избавиться от него, и, в крайнем случае, занавешивают чем-нибудь.

Скажу еще несколько слов о тошноте от ложек из пакфонга, аргентана, нейзильбера и китайского серебра. Во все эти сплавы медь входит как главная составная часть, а вам известно, что этот металл обнаруживает сильное одическое влияние и вызывает крайне тошнотворное тепловатое ощущение; и как бы толсто ни наводили на них гальваническое посеребрение, все напрасно: «од» меди найдет себе дорогу и сквозь слои серебра, и возбудит неприятные ощущения даже в сенситивах средней руки, у чутких же может произвести даже боль в желудке, судороги в языке и челюстях. Нередко я слышал от сенситивных женщин, что они совершенно не могут носить металлических украшений, уверяя, что те производят в них тягостные ощущения; точно также не надевают они металлических наперстков, а всегда из слоновой кости, и не могут терпеть никаких стальных планшеток в своих корсетах, стальных гребенок и даже единственной шпильки в своих головных уборах — все по причине противно тепловатой одической реакции.

Для сенситивных девушек, прислуживающих в домах, латунные ступки, медная кухонная посуда и особенно металлические утюги бывают предметом постоянного отвращения. Господин Дж. Фихтнер, почтенный фабрикант в Атцгерсдорфе, близ Вены, неплохой сенситив средней руки, велел уничтожить в своей кухне всю медную посуду вследствие отвращения, которое он всегда чувствовал к пище или питью, приготовленным в ней. От чутких сенситивов вы никак не скроете металла под бумагою, холстом или какой-нибудь легкой субстанцией: даже не прикасаясь к сверткам, а только подержав над ними обнаженную руку, они почувствуют присутствие скрытого металла. При этом, я думаю, вам невольно пришло на память девятое письмо, в котором говорилось о трении воды и г-не Сурсье. Положим, что в каком-нибудь погребе, не глубоко под землею, зарыто известное количество металла, например, денег; без всякого сомнения, чуткий сенситив найдет их по одному внутреннему чувству гораздо легче и скорее, чем мои сенситивы средней руки отыскали водопровод в моем парке. Представьте же себе, что чуткий сенситив со всем напряженным вниманием проходит по месту, где неглубоко под землею тянется жила свинцового блеска, медного колчедана, красной серебряной руды и т.п. (а известно, что эти жилы часто залегают не глубже нескольких футов под верхним слоем почвы); вы, может быть, думаете, что он не откроет и не опишет с точностью их направление? Кажется, после того, что мы знаем, нет надобности в дальнейших доказательствах. Но и другие вещества, например, выходы угольных пластов, подействуют на человека, чувствительного к одическим влияниям, совершенно иначе, чем песчаник и глинистый сланец, в котором они бывают заключены. Проходя над таким пластом, он тотчас может отличить его, если только наперед наблюдал и запомнил одические ощущения в себе от массы угля. В то время, как обыкновенные люди ничего не замечают, не чувствуют ничего особенного, чуткий сенситив с полною уверенностью скажет вам: тут или там под землею находится такой-то металл, и слова его наверное оправдаются, если мы разроем землю в означенном месте. Перед нами совершается чудо, до сих пор изумлявшее всех очевидцев, тем более, что понять и объяснить его не в состоянии ни сам рудоискатель, ни посторонние люди. Но теперь это кажущееся чудо разоблачено: оно не что иное, как чисто физическое влияние динамида «ода» на нервную систему человека, оно действует в нас, как скрытое чувство, необъяснимое словами. Также и множество действий, приписываемых инстинкту животных, может быть объяснено тем же путем, как отыскивание руд и металлов. Теперь, следовательно, вы имеете ключ к окончательному раскрытию тайны волшебной лозы; конечно, не самой лозы в буквальном смысле с ее подъемами, вращениями и указаниями — она, разумеется, была ни чем иным как надувательством любопытной толпы, которой нужно было представить что-либо осязательное. Я имею в виду ключ от доселе глубоко сокрытой сущности дела.

Отсюда вы видите, какое огромное практическое значение имеет сенситивность и какую роль ей предназначено играть в обществе. Все эти люди, малая часть которых, наиболее приметная, включает каталептиков, лунатиков, сомнамбул, скоро сделаются благодетелями городов и даже целых стран, полезными гражданами отечества, которое будет искать и вознаграждать их за дивный дар природы. В особенности горному делу открытие это обещает необыкновенное торжество не только при отыскивании новой руды, но даже при ее разработке, когда слой руды исчезает, жилы ныряют в сторону и самое гнездо руды истощается. В каком направлении надо вести тогда новые копи? Где искать потерянную жилу, в отвесном или параллельном направлении? Очень часто горный инженер не в состоянии разрешить эти вопросы с помощью рациональной горной науки, между тем как опытный сенситив в считанные минуты может указать верное направление поиска.

Сенситивное чувство способно к значительному развитию. Когда я имел дело с новичками, то показания их были не совсем ясны. После двух-трех сеансов они становились проницательнее и выражались гораздо яснее и определеннее. Продолжительное внимание к этим ощущениям придает им больше отчетливости и усиливает само их ощущение, и у меня были средние сенситивы, которые после шести или семилетнего упражнения приобретали такую остроту в распознавании предметов, что превосходили даже самых чутких сенситивов, только что вступивших на новое поприще. Такие люди впоследствии могут принести большую пользу и при открытии подделки вещей. Уже теперь хороший сенситив очень легко может отличить чистое серебро или золото от сплавленного с медью. Наконец, такая способность оценивать достоинства вещей может быть приложена ко всем родам смешений; так, в аптеках, например, можно употреблять ее для распознавания фармацевтических препаратов, сохранили ли они свое действующее начало или нет; далее, может быть, я покажу вам, с какою изумительною точностью и верностью здоровый сенситив, по одному субъективному своему ощущению, отличает здоровых людей от больных.

 

Письмо двенадцатое

Перемещение «ода» и его распространение
в различных телах.

Вам известны главные источники «ода», которые мне удалось открыть. Кристалл и магнит, солнце и луна, растения, животные и люди, химизм с брожением и гниением, звук, трение, течение воды, тепло, электричество, словом, весь вещественный мир открывает нам эти ощутимые и видимые явления, которые мы не можем отнести ни к одному из принятых наукою динамидов. Однако ж все эти явления проявляют общие свойства и могут быть рассматриваемы с одной точки зрения; следовательно, их подобает понимать как независимый отдел науки физики. Посмотрим же теперь, какие свойства имеет таинственная сила, лежащая в их основе.

Первое, что поражает внимание наблюдателя, это способность ее перемещаться с одного предмета на другой. Тело, нагретое или наэлектризованное, соприкасаясь с другим, передает ему свое тепло или электричество, или, как обыкновенно говорят, заряжает его тем или другим динамидом. То же самое мы замечаем и в проявлениях «ода».

Мы уже видели, что стакан воды принимает одическое свойство, постояв некоторое время около полюса кристалла или магнита, на солнечном или лунном свете, под влиянием синего или красного луча спектра или в контакте со стеклянным стержнем, подвергнутым трению. Но стакан воды по произволу можно заменить каким-либо другим веществом: так, например, возьмем кусок дерева, моток ниток, карманные часы, фарфоровую чашечку, какой-нибудь камешек, кусочек сахара, словом, что только попадет под руку; предоставим сенситиву ощупать и исследовать эту вещь рукою и, подержав ее немного при одоотделяющем полюсе, передадим ее опять сенситиву в ту же руку: он тотчас ощутить в этой вещи перемену, т.е. найдет ее или теплее или холоднее. Особенно замечательно, что это новое ощущение всегда соответствует тому ощущению, которое выбранный источник «ода» сам произвел бы в сенситиве при непосредственном на него воздействии, но никак не противоположному, как то имеет место при действии магнита на железо. Итак, в нашем случае одоотделяющий полюс приводит нейтральный предмет, внесенный в поле его действия, в то же самое одическое состояние, каким исполнен сам. Такую форму передачи (переноса) динамида должно отличать от индукции: первая является собственно одическим переносом, вторая же — обычное для магнетизма воздействие на другие тела.

Таким образом, любые стаканы с водой, которые вы будете подвергать воздействию различных одофоров, будут заряжены «одом», одизированы; и происшедшая в них перемена в чем-то подобна той, какая бывает в стакане воды при нагревании или охлаждении — вода все та же, в нее не вносится ничего весомого, а между тем в ней происходит какое-то динамическое превращение, которое, однако, достаточно, чтобы ощутимо подействовать на чувство вкуса.

Убедиться в явлении передачи «ода» можно и с помощью одического света. Протянем медную проволоку в темную комнату, оставив один ее конец на дневном свете. Станем приближать к этому последнему попеременно сильный полюс кристалла или магнита, ту или другую руку; либо будем тереть конец проволоки напильником, или опустим его в стакан, в котором будем порциями растворять шипучий порошок, подержим его, наконец, над горячими углями или внесем в сферу действия электрического провода: во всех этих случаях сенситив будет видеть в темноте на своем конце проволоки небольшое светящееся и как бы дымящееся пламя, усеянное искрами, и так до тех пор, пока не прекратится действие упомянутых агентов. Перемещенный на проволоку «од» усиливает ее свечение и стекает с конца проволоки явно для глаза сенситива, растворяясь в окружающем воздухе.

Точно также из оконечностей пальцев рук и ног, из всего нашего тела в воздух беспрерывно отделяется «од», и это отделение есть не что иное, как перемещение «ода» на материю воздуха. Самое сильное перемещение такого рода происходит вследствие дыхания живых существ. Известно, что в легких у нас совершается чрезвычайно деятельный химический процесс, от чего «од», по законам своего развития, приходит в движение и переносится на воздух, который затем выдыхается нами вместе с сильным одическим зарядом.

Жена содержателя гостиницы в Вене, Цецилия Бауер, женщина здоровая, крепкого телосложения и притом очень сенситивная, с некоторой нерешительностью рассказала мне, что просыпаясь в глубокую полночь, когда в комнате ничего нельзя разглядеть, она всегда видит мужа и ребенка, спящих подле ее, как бы озаренных светом и при каждом дыхании выпускающих изо рта облако светящегося пара. Это и было заряженное «одом» дыхание, которое в темноте видят почти все сенситивы как бы в виде облака «табачного» дыма, выходящего у них изо рта. Представьте же положение сенситива, заключенного в омнибус или железнодорожный вагон, набитый пассажирами, о чем я уже говорил вам в первом письме. Как тяжело для него должно быть действие одноименного «ода», которым скоро заряжается в избытке весь воздух в таком тесном пространстве. Сенситив с каждым вдохом должен втягивать в себя воздух, сильно заряженный тем же «одом», который ему мучительно хочется выдохнуть из себя. Подумайте, каково положение такого страдальца, когда еще не позволяют ему открыть окон в экипаже. Он сидит, как приговоренный к пытке, и никто не признает его страданий. Но, понимая теперь его состояние, вы, вероятно, уже никогда не решитесь отказать ему в помощи и сострадании.

Теперь ясно также, почему чуткий сенситив не может быть долго в большом обществе, по крайней мере, в низких комнатах. Воздух там скоро переполняется «одом», скоро делается для него душным, противно-теплым, невыносимым, а если ему нельзя оттуда уйти, то пропадает у него веселое расположение духа: каждая малость производит в нем досаду и раздражение, и чем дольше он остается там, тем сильнее возрастает тягость его положения.

То же самое бывает с сенситивами в постели. Они заряжают собственным «одом» изголовье, покрывало и самую постель, и оттого вскоре начинают чувствовать неприятность и беспокойство: ворочаясь в постели всю ночь, они сбрасывают с себя одеяло, и тогда только успокаиваются на несколько мгновений, когда лежат раздетые.

Человек с высокою сенситивностью — самое беспокойное существо, в полном смысле mauvais cuocheur, да и должен быть таковым по своей натуре. Он сам постоянно заряжает свою одежду «одом», одноименным с «одом» своих членов. Одежда при таком заряжении вызывает у него чувство несносной тепловатости, удушливости; следовательно, сенситив, находясь в покое, чувствует всегда какую-то тяжесть, и находит себе некоторое облегчение только в беспрестанном движении через освобождение от своего «ода» путем перемещения его на воздух. Потому-то он одевается легко, и всякая одежда делается ему скоро в тягость. Он чувствует непреодолимое побуждение к беспрестанной перемене положения и занятия.

«Од» можно не только переносить на любые другие тела, но и проводить через них. Это уже было доказано опытом со стеклянной палочкой, которую сенситив держал на солнечном свете. «Од» солнечного света (гели-од) протекает через эту палочку в его руку. Составьте сложный проводник для «ода»: соедините, например, деревянную палочку с металлическою проволокою, прикрепите к последней восковую свечу, к концу которой привяжите шелковый шнурок. Деревянный конец такого проводника, составленного из четырех различных веществ, дайте сенситиву в левую руку, и когда он по происшествии полуминуты, так сказать, хорошо познакомится с ним, возьмите конец шелкового шнурка пальцами правой руки. Через нисколько секунд вы услышите, что палка сделалась холодноватой; перемените руку, возьмите конец шнурка пальцами левой руки и в ту же минуту переменится и качество палки: она сделается несносно тепловатою. Поднесите шелковый шнурок к полюсу кристалла, внесите его в спектр, в лунный свет, в среду раствора шипучего порошка, приблизьте к кусочку серы — во всех случаях вы будете передавать воздействия, соответствующие источнику «ода»; они перейдут через разнокачественные проводники в руку сенситива. Точно так же можно составить проводник из серы, стекла, шелка, смолы, гуттаперчи и любого идиоэлектрического тела[31], и все они так же хорошо будут проводить «од», как и металлы. Для этого динамида нет изолятора, что и затрудняет изучение его свойств.

При всех этих опытах нет никакой необходимости приводить в прямое соприкосновение с одофором проводник, который держит в руке сенситив, достаточно только приблизить его. Так, дайте сенситиву в руку стеклянную палочку и приблизьте к другому ее концу свои пальцы, не прикасаясь к ней: в то же мгновение вы убедитесь из слов сенситива, что производите на палочку и руку его действие, совершенно тождественное по качеству, хотя и несколько слабее, чем когда вы держали шелковый шнурок прямо в руке. Поместите конец такой палочки в близости от полюса кристалла, кошачьей лапы, заплавленного в стеклянную капсулу дихромата калия, куска серы, склянки с бродящими дрожжами — рука сенситива тотчас ощутит реакцию, соответствующую одической природе этих субстанций. Вдобавок к тому, прохождение «ода» подтверждается светящимися эманациями из всех этих тел. Хорошие проводники, как то металлы, стекло, шелк, становятся также светящимися, заряжаясь этим динамидом или проводя его, и бывают окружены светлым паром до тех пор, пока мы не перестанем действовать на них через прикосновение или только приближение к одофору, что решительно все равно.

 

Письмо тринадцатое

Двойственность «ода».
Одохимический ряд простых веществ. Униполярность каждого из них в отдельности. Щелочи и кислоты. Полюсы магнита. Полюсы кристалла. Полюсы живых существ. Правая и левая рука.

Повсюду, куда ни глянь, открывается в природе двойственная противоположность (дуализм); явления, составляющие предмет наших занятий, имеют то же свойство. Опыты над кристаллами, магнитами, наблюдения над животными, людьми не раз служили тому доказательством: у последних на одной половине тела всегда замечался красновато-желтый одический свет со свойственной ему тепловатостью, а на другой — синий свет с сопутствующим ему ощущением прохлады. И такой дуализм проявляет себя в бесчисленных формах одических феноменов, имея причиной само существо нашего динамида.

Возьмем, например, за исходный пункт химически простые тела. Дадим сенситиву в левую руку сначала склянку с калием, а потом склянку с порошком серы. Он немедленно скажет, что первую он чувствует тепловатою, а вторую — прохладною. Испытайте таким же образом натрий, золото, платину, ртуть, медь, с одной стороны, а затем селен, йод, фосфор, теллур, мышьяк, с другой: первые вызовут ощущение тепловатости, последние же — прохлады, притом каждое из этих веществ отличается от других степенью своего действия. По силе этого действия можно даже расположить их в последовательность, и тогда крайними членами этого ряда на одном конце будет кислород, как тело в высшей степени производящее ощущение прохлады, а на другом — калий, выделяющий самую большую тепловатость. Глядя на эту последовательность, составленную по ощущениям сенситива, мы с изумлением замечаем, что она почти точно совпадает с известным рядом, который принят в химии на основании сродства простых тел с кислородом и называется электрохимическим рядом. Однако ж, хотя в обоих случаях вывод наблюдений тождествен, но так как мы дошли до него совершенно иным путем, то и станем называть составленный нами ряд простых веществ одохимическим.

Не правда ли, это чрезвычайно поразительная картина: простая неученая девушка, в один час, по одному ощущению ничем не вооруженных пальцев, располагает все элементарные тела в систему, над составлением которой трудились великие умы нашего времени почти целую половину столетия. Великий Берцелиус, творец электрохимической теории, был в положительном смысле поражен, когда я, находясь в Карлсбаде, представил ему результаты моих опытов; но по смерти его другие химики даже не захотели удостоить своим вниманием такое «пустяшное» открытие. Один физиолог имел даже дерзость обвинить покойного Берцелиуса в старческом слабоумии за то, что тот недвусмысленно и публично принял под свое покровительство мои наблюдения[32]; и чтобы как-то подкрепить свое скоропалительное суждение, ему пришлось ни много ни мало сделать еще одно «крошечное» допущение, что якобы Берцелиус, говоря эти слова, попросту лишился своего проницательного ума.

В этом одическом ряде каждое аморфное тело, взятое в отдельности, не проявляет дуализма и само по себе может считаться униполярным, подобно тому, как проводники считаются таковыми по теории электрической. Только рассматриваемые в совокуп­ности, в коллективном единстве материального мира, проявляют они сильный дуализм: вещества на одном конце ряда производят в руке сенситива ощущение неприятной тепловатости, а на противоположном — ощущение прохлады. Так проявляется одическая полярность вещественного мира. И поскольку вещества, отделяющие тепловатость, относятся в науке к телам электроположительным, а отделяющие прохладу — к телам электроотрицательным, я решил для согласованности называть первые одоположительными, а вторые — одоотрицательными.

Среди сложных тел я обнаружил, что щелочи, алкалоиды и другие вещества сходной с ними природы, проявляют себя как одоположительные; с другой стороны галоидные соли, большинство оксидов и кислоты проявляют себя как тела одоотрицательные. Органические вещества, как-то: камедь, крахмал, многие жирные масла, а также парафин, занимают между ними среднее положение.

В кристаллах я всегда замечал, что то место, от которого они начинают наслаиваться, или собственно основание кристалла, всегда обозначалось тепловато-противным ощущением в левой руке сенситивов, и красновато-желтым свечением, а вершинный конец, на котором отлагались уже последние слои, неизменно производил ощущение прохлады и обозначался синеватым светом. Это правило имеет место при всех видах кристаллизации, даже в нитевидных кристаллах и в тех отложениях, где кристаллические формы почти неразличимы. Следовательно, согласно этому правилу основание кристалла всегда одоположительно, а вершина его — одоотрицательна.

Полюс магнита, указывающий на юг, источает тепловатость и красноватое свечение, следовательно, он одоположителен, а указывающий на север — прохладу и синеватое свечение, следовательно, он одоотрицателен. (Некоторые физики[33] без достаточного на то основания принимали обращенный к северу конец магнитной стрелки за магнитноположительный; но явления одические заставляют меня усомниться в этом. Ибо, если тела электроположительные, как мы видели выше, совпадают с одоположительными, то и тела магнитноположительные должны идти с ними рука об руку, и обращенный к северу полюс магнитной иглы, источающий синее свечение, может быть только магнитноотрицательным.) Теплота, химизм и звук при всех опытах, произведенных мною, обнаруживали постоянно одоотрицательные влияния, а трение — одоположительные.

Проанализируем далее наши опыты в связи с явлением одической полярности. Мы видели, что поляризованный солнечный свет в пропущенной части одоположителен, а в отраженной — одоотрицателен. В призматическом спектре красные, оранжевые, желтые лучи, а также лучи, идущие за красным, все одоположительны; напротив, синие, фиолетовые и химические лучи[34] — одоотрицательны. То же самое верно и в отношении лунного спектра, и даже самого слабого спектра Аргандовой лампы.

Тело животных, особенно же человека, по всей левой стороне с головы до пят оказывается одо­положительным, а по правой — одоотрицательным. Явление это сильнее всего обозначается на кончиках пальцев рук и ног, особенно у корня ногтей, где органическая деятельность руки проявляет себя в наивысшей степени. Итак, тело человеческое обнаруживает полярный дуализм по ширине своей; но в направлении других осей, как-то: по длине и по глубине, замечается та же полярность, только слабее. Однако пускаться в обсуждение этого вопроса мы не можем, раз уж решили держаться формы кратких писем.

Чтобы еще больше убедить вас в верности моих изысканий, я предложу еще несколько легких опытов. Положите перед сенситивом чистый лист синей бумаги и велите ему попеременно смотреть на нее то левым, то правым глазом, в то же время закрывая другой. Он найдет, что левым глазом смотреть на нее приятно, а правым нет. Но левый глаз одо­положителен, а синий цвет, как вам уже известно, действует одоотрицательно: следовательно, здесь встречаются разноименные полюсы, которые производят приятное действие; во втором же случае, при рассматривании синей бумаги правым глазом, действуют одноименные полюсы, и оттого возникает чувство неприятное. Повторите этот опыт с листом желто-оранжевой бумаги: результат будет тот же, но только в обратном значении. Этот тонкий опыт ясно доказывает, что сенситивы судят о качестве цветов преимущественно по их действию на левый глаз, который в сознании обнаруживает перевес над правым.

Посмотрите попристальнее правым глазом в левый глаз сенситива с близкого расстояния (разумеется, при этом ваш левый, а у сенситива правый глаз должны быть закрыты): он не скажет вам на это ни слова. Но взгляните левым в тот же глаз его — он сразу почувствует какое-то беспокойство и полуминуты не выдержит вашего взгляда; а если вы попробуете принудить его, то он наговорит вам тысячу неприятностей. При взгляде левым глазом в левый же глаз происходит сочетание одноименных полюсов, что и невыносимо для каждого сенситива.

Не обнаруживается ли одический дуализм также в различии полов? Этот вопрос я решил выведать у Природы путем следующего простого опыта. Перед женщиной-сенситивом я поставил мужчину и женщину и попросил каждого из них подержать в правой руке по стакану воды; по прошествии шести минут, когда вода уже успела проникнуться отрицательным одом, я подал ей отведать оба стакана. Женщина-сенситив нашла воду в обоих стаканах прохладною, но в стакане из руки мужчины вода показалась ей приятнее и прохладнее, чем в стакане, который держала женщина. В том же роде я повторил опыт перед сенситивом мужчиной, и он нашел воду из женской руки более прохладной. Отсюда становится ясно, что мужчина и женщина относятся друг к другу как противоположные одические полюсы.

Вы помните, что все мои сенситивы производили опыты всегда левою, а не правою рукою. Пришло время объяснить вам тому причину. Ощущение приятной прохлады или противной тепловатости суть не безусловные влияния внешних стимулов на нашу чувственность, но лишь относительные, определяющиеся выбранной стороной нашего тела; так что одни и те же стимулы отражаются совершено обратно на каждую сторону. Чтобы избегнуть неясности и сбивчивости в изложении, я принял за правило употреблять для опытов постоянно одну и ту же сторону, а именно левую, потому что впечатления на эту сторону вообще отличаются большею силою и ясностью, а следовательно, ощущаются гораздо резче и отчетливее. Я мог бы выбрать при всех опытах и правую сторону, тогда мы получали бы те же самые результаты в отношении света и ощущений, только в обратном значении.

 

Письмо четырнадцатое

Радужность одического света.
Северное сияние.

Вероятно, вы не раз любовались днем красотою радуги; полюбуемся же теперь на это восхитительное зрелище во мраке ночи. Слабый сенситив усматривает на обоих полюсах кристалла лишь сероватое, неясное облако, туманное сияние среди общего мрака. Сенситив средней руки различает уже серовато-синий или чисто синий свет на одном полюсе от желтого или желто-красного свечения на другом, равно как и свет от правой и левой руки. Но чуткий сенситив находит, что это синее и желтое свечение не простое, а сложное, и в нем переливаются другие цвета, как-то: зеленый, красный, оранжевый, фиолетовый, или, точнее говоря, на каждом полюсе свет играет радужными переливами; но это только цвета добавочные или дополнительные, как бы вторичные оттенки главного свечения полюсов — синего и красного.

Сенситив Фридрих Вейдлих, матрос-инвалид, был первым, кто обратил мое внимание (в 1846 г.) на то, что эти цвета не волнуются постоянно, но скоро размещаются правильными слоями один за другим, если не возмущаемы движением воздуха. Расспрашивая его о порядке цветов, я узнал, что красный всегда ложится в самом низу, окутанный как бы дымным чадом, над ним идет оранжево-желтый, затем ярко-желтый, бледно-желтый, зелено-желтый; далее следует зеленый, постепенно переходящий в голубой и, наконец, в синий, а на самом верху замечается фиалково-красный, теряющийся в дымящемся испарении; и все это усеяно бесчисленным множеством крошечных ярких светящихся искр и звездочек. Впоследствии сказанное мне этим матросом подтвердилось в бесчисленных опытах с другими сенситивами. Не правда ли такое расположение цветов совершенно напоминает собою призматический спектр? Какое дивное зрелище —радуга света в полнейшем мраке ночи! Наиболее чуткие сенситивы в один голос признавались мне, что ничего великолепнее этой картины им видеть не доводилось.

Когда я взял сильный стержневой магнит и поставил его вертикально, указывающим на юг полюсом кверху, красноватый тон преобладал во всех его радужных оттенках, выстроившихся над ним в покойной атмосфере. Затем я перевернул магнит так, чтобы сверху оказался полюс, указывающий на север, — и окутанная паром радуга обрела синеватую общую тональность. Сечение магнита составляло один квадратный дюйм. Чтобы сузить полюс, я надел на конец магнита железный колпачок: истечение света стало тоньше, ярче и длиннее, но порядок радужных цветов остался тем же. Затем вместо остроконечного я надел колпачок с двумя рожками: тогда фонтаны света забили с обоих острий — из одного чисто синий, а из другого желто-красный. Наконец я надел на магнит колпачок с четырьмя рожками, и из каждого рожка вышло пламя своего оттенка: из одного — синее, из второго — желтое, из третьего — красное и из четвертого — беловато-серое; все они подымались отвесно вверх друг подле друга из четырех углов стержневого магнита. Таким образом мне удалось разделить некоторые цвета этой загадочной радуги и как бы изолировать один от другого.

При медленном вращении магнита вокруг вертикальной оси цвета не следовали за ним, но оставались на своих местах; когда рожок, первоначально излучавший желтое пламя, занимал место другого, светившегося прежде синим светом, тогда желтый цвет превращался в синий, синий в серый, серый в красный и т.д. Таким образом, цвета, выделяемые магнитом, зависят не только от него самого, но обусловлены еще каким-то внешним влиянием, которое, впрочем, я скоро разгадал: цвета над магнитом находились в зависимости от сторон света. Так синий свет постоянно изливался над рожком, обращенным на север, желтый — над обращенным на запад, красный — над обращенным на юг, и серовато-белый — над обращенным к востоку. Сколько я ни крутил магнит, цвета не сходили со своих мест и всегда сохраняли свое взаимное расположение относительно сторон горизонта.

Следующим шагом вместо колпачка с четырьмя рожками я положил на магнит горизонтально плоскую квадратную железную пластинку размером в квадратный фут. Едва только она была установлена на полюс магнита, как из всех четырех ее углов выстрелили горизонтально пучки таких же световых лучей, какие истекали вертикально из четырех рожков в предыдущем опыте. Когда я повернул лист на половину квадранта, то на углах показались смешанные цвета: на северо-западе — зеленый, на юго-западе — оранжевый, на юго-востоке — серовато-красный, на северо-востоке — фиолетовый.

Потом я взял круглый железный диск и положил его сверху на тот же магнит. В кромешной темноте воссиял чудесный радужный круг: из всех точек диска выходил свет, переливаясь от севера через все оттенки синего в гамму зеленого; далее к западу в зелено-желтый, желтый, оранжево-красный; к югу в ярко-красный, серовато-красный; к востоку в серый. На северо-востоке радуга ограничивалась довольно четкой красноватой полосой, которая при приближении к северу снова уступала место синему!

Наконец я велел сделать себе полый железный шар, довольно большой, так что нельзя было обхватить его обеими руками, и повесил его на шелковом шнуре в центре моей темной комнаты. Внутри его отвесно утвердил я железный стержень, обвитый шестью рядами медной проволоки, которую я мог подключать к электрической батарее из цинковых и серебряных пластин, сделанной по методу Сми и Янга. Снаружи шара ничего не было заметно. Как только я превратил железный стержень в электромагнит, мои сенситивы увидели, что висящий шар мгновенно осветился разными цветами: радужная гамма покрыла всю его поверхность. Обращенная к северу часть шара от полюса до полюса сияла синим светом, обращенная к северо-западу — зеленым, к западу — желтым, к юго-западу — оранжевым, к югу — красным, к юго-востоку — серовато-красным, к востоку — серым, к северо-востоку — полоской красного, с возвращением к синему. Эти цвета представлялись в виде следующих одна за другой четких полос, отделенных друг от друга более темными промежутками. При этом весь шар был как бы окутан светящимся туманом. В верхней, одо­отрицательной полусфере во всех цветах преобладал синеватый оттенок, в нижней, одоположительной — красноватый. Прямо на вершине шара, около того места, где располагался отвечающий северу полюс электромагнита, на высоту ладони над ним поднимался синий столб света, который затем распадался во все стороны подобно распущенному зонтику и огибал шар книзу со всех сторон на расстоянии 2-3 дюймов от его поверхности. Из противоположного полюса шара, где находился конец электромагнита, соответствующий югу, выходил подобный пучок красного света, таким же образом поднимающийся снизу около шара. Тот и другой дробились на нити и терялись при приближении к экватору.

Вы догадываетесь, что мне хотелось посредством этого шара, подобно Барлоу[35], воссоздать земной глобус — устроить маленький земной шар с его северным и южным полюсами, наделенными  соответствующими им магнитными силами, и изучить на нем одический свет Земли. И действительно оказалось, что картина нашего опыта удивительно напоминала явления, наблюдаемые как Северное и Южное полярные сияния на нашей планете. Дальнейшие исследования, детали которых мы здесь опускаем, еще более усиливали это сходство и тем самым делали более чем вероятной гипотезу о том, что Северное полярное сияние есть положительный одический свет.

Таким образом, мы видим, что любой одический свет не одноцветен и при пристальном изучении всегда распадается на правильную радугу.

 

Письмо пятнадцатое

Земной магнетизм и земной «од». Положение сенситивов в бодрствующем состоянии и во сне. Строительство храмов и театров. Ориентация стульев, фортепиано, рабочих столов, верстаков и пюпитров.

Если цветовая гамма одического света располагается всегда в соответствии со сторонами света, как вы видели в моем последнем письме, то, вероятно, эти части земного шара тоже как-то связаны с нашим «одом». Если даже небольшой магнит в силу сокрытого в нем «ода» может влиять на такие вещи, мы не можем уже сомневаться в том, что магнетизм, эманирующий из такого огромного тела, как земной шар, то есть земной магнетизм, должен в огромной степени влиять на каждый одический феномен в нашей сфере. Причиною такого влияния будет сам «од», который есть неразлучный спутник магнетизма: он исходит из магнитных полюсов Земли и, начиная оттуда, воздействует на всю планету. Этот «од» можно назвать земным «одом».

Вы уже знаете, что магнитный полюс, вызывающий в левой руке ощущение одической прохлады, подобно электроотрицательным телам всегда обращается к северу, как скоро магнит получает свободу вращения (например, в буссоли[36]), а потому этот полюс и соответствующий ему «од» должно наименовать отрицательным. А так как земной полюс, притягивающий его к себе, может быть только разноименным с ним, то очевидно, что северный полюс земного шара должен быть одоположительным, а южный — одоотрицательным. Следовательно, все северное полушарие нашей планеты должно быть рассматриваемо как одоположительное, а южное — как одоотрицательное.

Теперь посмотрим, какое ближайшее приложение в нашей повседневной жизни может иметь этот факт. В первом моем письме я уже заметил вам, что все сенситивы могут спать только лежа на правом боку, а не на левом. С полною уверенностью могу вам сказать, что в Новой Голландии[37], в Чили, в Буэнос-Айресе сенситивы спят в совершенно обратном положении, а именно, на левом боку. У экватора же они могут ложиться безразлично на правый или на левый бок. Так должно быть непременно, потому что северное полушарие земли одоположительно. Когда к нему обращена левая, тоже одоположительная сторона сенситива, то происходит сочетание одноименное, которое невыносимо для сенситива, оно производит в нем чувство удушения и вызывает беспокойный, часто невозможный сон. Но как скоро такой сенситивный человек повернется на правый, одоотрицательный бок, тревожное состояние тотчас исчезает у него и заменяется спокойствием и довольством; здесь сочетание разноименное: одоотрицательная сторона нашего тела поворачивается к одоположительной поверхности земли, а оттого сенситив спит тогда сном спокойным и благотворным. В южном полушарии все наоборот. Вот какое глубокое основание имеет совершенно ничтожная на первый взгляд вещь; патологии не мешает принять это к сведению.

Между прочим, я хочу еще поговорить с вами о другом подобном и очень обширном предмете. В предыдущих письмах, чтоб не нарушить краткости, я ничего не упомянул об одических свойствах длинной оси человеческого тела; теперь, не вдаваясь ни в какие доказательства, скажу вам кратко, что всякий человек, по моим наблюдениям, одоотрицателен в верхней своей половине (от мозга до пояса), и одоположителен в нижней (от талии и ниже). Поставьте теперь в середине комнаты четыре стула, один спинкой к северу (согласно компасу), другой к западу, третий к югу, четвертый к востоку, и попросите хорошего сенситива испытать, одинаково ли удобно ему будет сидеть на всех четырех стульях. Посидев поочередно на каждом, он скажет вам, что приятнее было сидеть на том стуле, где его спина была обращена на север, а лицо на юг, и неудобнее на том, где спина смотрела на запад, а лицо на восток. Об особенностях других положений не станем говорить, но любопытно проследить опыт такого же рода с сенситивом в лежачем положении. Если, положив его кровать, вы станете поворачивать ее на все четыре стороны света, то он тогда только почувствует себя хорошо, когда будет лежать головою на север, а ногами на юг.

За объяснением ходить далеко не нужно, оно у нас в руках. Верхняя половина тела по длинной оси одоотрицательна, а северный полюс земли одоположителен: обращенные друг к другу, они составляют сочетание разноименное, производящее приятное ощущение. Нижняя половина тела одоположительна и, стало быть, разноименна с одоотрицательным южным полюсом земли. Всякое положение, сидячее или лежачее, в другом направлении кажется сенситиву не таким удобным и возбуждает в нем чувство более или менее неприятное, томительное, тревожное. Некоторые из моих сенситивов, узнав об этом, запаслись компасом, и при каждом путешествии в каждой гостинице ставили свою постель по направлению магнитной иглы. Сверх того, я заметил, что самые чуткие сенситивы не могут полноценно отдыхать ни в каком другом положении, как только от севера к югу. Но даже на средних и посредственных сенситивов, как, например, на мистера Дельхеса, учителя французского языка в Вене, расположение кровати имеет столь сильное влияние, что от него зависит не только ночной отдых, но даже общее самочувствие. И если здоровому сенситиву будет немало пользы от соблюдения, подобно простому диетическому правилу, условия — всегда ставить кровать изголовьем на север, то для больного сенситива это требование становится первейшим, вперед всего остального, иначе и лекарства, и самый заботливый уход будут растрачиваться понапрасну.

Теперь же я хочу снова вернуть ваше внимание к теме храма, к тому месту, где я закончил свой рассказ о персонах, испытывающих в нем приступы слабости. Христианская церковная архитектура обычно следует традиции языческих народов и ставит алтарь в восточной стороне храма, стало быть, неф должен быть устроен напротив. Прихожане усаживаются лицом к алтарю и спиной на запад. Как мы уже видели, это и есть самое несносное сенситиву расположение. Его левая, одоположительная сторона обращена тогда к северному, тоже одоположи­тельному полюсу Земли, а его одоотрицательная правая сторона смотрит на одоотрицательный южный полюс. Выходит, что сенситив испытывает влияние сразу нескольких одноименных сочетаний, чего выдержать бывает выше его сил. Если это положение продолжается долго, все то время, пока совершается многочасовая служба, и если наш сенситив изрядно чувствителен, его ощущения бывают очень тяжелы: томление, беспокойство, удушье быстро сменяются головной болью и тяжестью под ложечкой, за которыми вскоре следуют колики в животе. И если ему не удастся быстро уйти с этого места, дело в конце концов окончится обмороком. Все это мы можем видеть каждый день в больших храмах, и единственная причина всего этого — неподходящая ориентация здания.

Однако рассматриваемый вопрос гораздо шире и распространяется на всю нашу жизнь и наши дома. Ни стул, ни софа или еще другое сидячее место не должны помещаться так, чтобы пользующийся ими сенситив оказывался сидящим спиною на запад. Даже стоять в таком положении ему некомфортно!

Инженер-майор Филиппи, хороший сенситив средней руки и опытный мореход, мог во всяком плавании без помощи компаса определить стороны света: ему нужно было лишь медленно повернуться кругом, стоя на одном месте, и он отчетливо ощущал направление на север и на запад. Впрочем, всякий сенситив-мореход легко может освоить это искусство: определение полюсов основано на том же законе, по которому сенситив-искатель родников чувствует текущие под землей воды.

Эти закономерности так глубоко входят в повседневную жизнь, что должны быть учитываемы, к примеру, даже при расстановке мебели, станков, фортепиано и проч. Одна сенситивная дама, играя у меня в доме на рояле, каждый раз чувствовала себя как-то неловко, и музыка не доставляла ей никакого удовольствия, несмотря на весьма хороший инструмент. Такая странность привлекла мое внимание, и скоро я открыл в чем дело: бока рояля были параллельны меридиану, а клавиатура обращена на юг. Эта женщина при игре также оказывалась сидящей спиною на юг, следовательно, всякий раз она должна была выдерживать одические излияния одоположительных полюсов такого количества длинных магнитов, сколько было натянутых стальных струн в инструменте. Конечно, бороться с такой батареей влияний у нее не было сил, и дальнейшее принуждение довело бы ее непременно до обморока. Но как скоро я переместил рояль и поставил его клавиатурой на север, все эти ощущения исчезли: та же самая дама стала играть с удовольствием и наслаждением. Вот почему никогда не должно ставить фортепиано в таком направлении, чтобы играющему приходилось сидеть перед ним с южной или западной стороны: такое положение всегда действует на людей сенситивных неблагоприятным образом.

Я знал одного ткача, прилежного работника и домовитого хозяина, но притом порядочного сенситива. Переехавши на другую квартиру, он вдруг ни с того, ни с сего получил отвращение к работе за станком; сидение перед ним вызывало у него необъяснимое беспокойство, от скуки и безделья он стал похаживать в винный погребок да портерную лавку, и разорился в конец. На старой квартире по положению ткацкого станка ему приходилось работать спиною к северу, а на новой — к западу; мастер не мог вынести последнего положения: одические токи, неведомые ему, но губительные по своей непреоборимой силе, довели беднягу до такой крайности. Может быть, не одна тысяча людей, обреченных на жизнь сидячую, как-то: ремесленники, портные, писцы, художники, особенно живописцы, желая открыть свету с севера возможность освещать свою работу, садятся спиною к западу и оттого теряют расположение к делу, становясь невольными жертвами незнания этого таинственного физического условия.

 

Письмо шестнадцатое

Быстрота одических токов.
Диапазон воздействия излучений.
Одическая атмосфера людей в здоровом и болезненном состоянии. Одоскоп.
Этимология слова «од». Заключение.

Вам уже известно, что «од» проходит через различные субстанции, но вы еще не знаете, с какою быстротою это совершается. Электричество пробегает пространства с непостижимой быстротою, теплота, наоборот, чрезвычайно медленна, «од» же занимает средину между ними. Я протянул железную проволоку в 100 футов длиною[38] и поочередно подносил к концу ее различные одофоры — руки, кристаллы, магниты. Противоположный конец проволоки начинал действовать на руку чуткого сенситива почти через полминуты. Этот опыт ясно показываете, что «од» распространяется по проволоке медленно, и человек вполне может следить за его током.

Вы уже видели, что перенесение и прохождение «ода» может происходить без непосредственного прикосновения к источнику, через одно только приближение к нему. Совершается ли это через поглощение самих светоносных эманаций из одофора или посредством одних только излучений, мы еще не знаем. Вообще, возможность распространения «ода» посредством одних только излучений не может еще считаться установленным фактом на основании наших опытов с «одом» в солнечных лучах, разложенных призмой или поляризованных стопкой стеклянных пластинок; ибо в этих случаях «од» мог возникнуть как следствие падения световых лучей на твердые материальные предметы.

Но сделаем дальше такой опыт. Поставим перед собой сенситива и сделаем перед ним пасс обеими руками сверху вниз на расстоянии пол-локтя; это мановение произведет в нем явственное ощущение прохладного ветерка, окатившего его сверху донизу. Отступим на шаг и повторим пасс — сенситив снова ощутит прохладу, хотя слабее. Станем отходить от него на два, три, четыре шага и т.д., сенситив не перестанет чувствовать наши мановения, хотя влияние их заметно ослабеет; но действие их не прекратится даже тогда, когда вы будете отдалены от него на всю длину комнаты. Отойдем еще дальше, в соседнюю комнату: действие мановений будет слабо, но все еще ощутительно. Сенситивы средней руки перестают чувствовать влияние мановений на расстоянии не более 40-60 футов[39]. Пасс снизу вверх ощущается на большем расстоянии, чем пасс сверху вниз. У меня были такие чуткие сенситивы, которые воспринимали одическое действие моих рук на расстоянии 150 футов[40] (наибольшее расстояние, которое я мог себе позволить, отворив двери всей вереницы моих комнат). Они также ощущали влияние полюсов кристалла и сильных магнитов на столь же большом расстоянии и в ту самую секунду, как скоро я направлял последние в их сторону.

Отсюда уже видно, что динамид «ода» может излучаться на большие расстояния и лучи его, подобно свету, не имеют границ. Значит, и мы сами постоянно излучаем невидимые глазом лучи — из пальцев рук, ног и других оконечностей тела; сверх того, будучи живыми материальными существами, мы окружены своей собственной светящееся атмосферою, которая всегда сопровождает нас, где бы мы не находились. В темной комнате я не раз слышал от сенситивов, что голова моя увенчана сияющей короной, что я окружен нимбом святых. Едва ли можно сомневаться, что истоки этого мифа о святых берут свое начало именно в феномене одического света, наблюдавшегося тысячелетия ранее на Востоке и изучаемого сегодня здесь.

Эта одическая атмосфера, окружающая человека и отделяемая каждым живым существом, не одинакова у всех и каждого: она отличается также, как бесконечно различаются запахи, или вкусовые ощущения, или свет, разлагаемый на цвета, или звук, распадающийся на отдельные ноты в музыкальной гамме. Так, атмосфера, окружающая женщину, имеет совсем другое качество, чем атмосфера мужчины; атмосфера юноши разнится от атмосферы старца; у сангвиника она не такова, как у холерика; у здорового совсем иная, чем у больного, даже различается по самым качествам болезней: при воспалении она совсем не такая, как при скарлатине; при тифе иная, чем при остром жаре и т.д. Все эти различия могут быть замечены и определены чуткими сенситивами.

Отсюда нам становится несколько понятно, почему, к примеру, некоторые больные в состоянии крайне обостренной чувствительности ощущают приближение своего врача, между тем как окружающее их здоровые люди и не подозревают того; или почему иногда при первой встрече мы чувствуем к некоторым непреодолимое отвращение, а к другим, наоборот, какое-то безотчетное влечение; почему, наконец, хищные животные узнают свою добычу по какому-нибудь листу, на который он мимоходом наступит. Все эти и подобные им вещи кажутся неразрешимыми загадками для ума человеческого и останутся таковыми до тех пор, пока не будут найдены физические нити, связующие их с материальным миром вполне законными и весьма простыми путями. Однако я перешел бы границы, определенные для этих писем, если бы еще больше стал раскрывать обширную область одических явлений. Пришло время сказать итог, не пускаясь в дальнейшие объяснения.

Теперь вы знаете в общих чертах внешние проявления силы, названной мною «одом». Этот динамид близко подходит к другим, принятым уже наукой, и обнимает особую группу невесомых, но чувственно постигаемых процессов в природе, для которых на текущий момент еще нет никакой иной меры или реагента, кроме нервной системы человека, да и то лишь в известных случаях особой чувствительности. Причина же, по которой эта сила до сих пор совершенно ускользала от ученых исследований, заключалась в отсутствии универсального одоскопа или одометра, посредством которого было бы легко доказать всему миру присутствие этой сокровенной силы. Но такой одоскоп невозможен по самому свойству «ода» — проходить через все вещества и пространства, не скопляясь, не сгущаясь нигде в массы, ощутительные для наших инструментов. Для тепла, электричества, света существуют в известной степени такие изоляторы, но для «ода» до сих пор я не мог найти ничего подобного. Руководствуясь этим свойством «ода» не встречать никаких препятствий и не знать преграждений, я придумал для него подходящее название, вполне отвечающее научной номенклатуре. «Va» по-санскритски означает «веять»; на латинском языке «Vado», а на древненорвежском наречии «Vada» значит «быстро иду», «спешу», «стремлюсь». Отсюда древнегерманское «Wodan», означающее «все-проникающий»; оно изменялось в различных диалектах и превратилось в «Wuodan», «Odan», «Odin», означая всепроникающую силу, которая олицетворена в древнегерманском божестве. Так появилось слово «Од» как обозначение для динамида, или силы, для которой нет преград и которая проникает и пронизывает все в природе.

Если бы природа одарила нас особым чувством для «ода», таким же явным, как для света и звука, мы стояли бы гораздо выше на ступенях познания; посредством этой всепроникающей силы мы несравненно быстрее, увереннее и точнее отличали бы истину от лжи, и сердца других стали бы для нас словно открытая книга. Талейран[41] не мог бы тогда скрывать свои мысли за потоками слов; словом, мы были бы существами более высокого и благородного вида. Легко понять, что при умении чувствовать «од» люди стали бы сродни ангелам и что обретение одной лишь этой способности, даже без сопутствующего интеллектуального прогресса, уже могло бы изменить моральный уровень человечества.

 


[1] Во времена исследований Рейхенабаха зеркала покрывались ртутной амальгамой. Одическое влияние ртути является причиной описываемых явлений, о чем будет сказано дальше в книге.

[2] Неф — центральная, самая многолюдная часть храма, где обычно стоят скамейки для прихожан.

[3] Пакфонг, аргентан, нейзилбер, китайское серебро — все это названия сплавов, состоящих из меди (50-66%), никеля (13-20%) и цинка (около 20%) иногда с незначительной примесью олова, свинца или железа. Все эти сплавы напоминают внешним видом серебро и используются для его имитации. Никель и цинк хорошо растворимы в меди, поэтому при выплавлении этих сплавов металлы не кристаллизуются изолированными зернами (как, например, в эвтектической системе серебро–медь), а образуют однородную смесь, в которой атомы всех трех металлов перемешаны. (Д.А.)

[4] Гипсовый шпат — полупрозрачные кристаллы гипса (сульфат кальция, CaSO4 · 2H2O).

[5] Пядь — старинная мера длины, равная расстоянию от кончика большого пальца до кончика мизинца широко расставленных пальцев руки (около 20-23 см).

[6] Тяжелый шпат — барит (сульфат бария, BaSO4).

[7] Горный хрусталь из месторождения в швейцарских Альпах (около перевала Сен-Готард).

[8] «Мир Огненный, I, 316. Почему изумляетесь, что развитие [тонкого] зрения нуждается в умеренном свете? Понятно, что резкий свет не даст возможности усилению света внутреннего. Но ведь лишь эта самоусовершенствованная устремленность даст сильные устои. Потому в древности посвящения в мистерии сопровождались длительным пребыванием в темноте, пока глаз одолевал препятствия тьмы своим внутренним зрением».

[9] Теплород — гипотетическая невесомая субстанция, или флюид, присутствующий внутри материальных тел и несущий на себе тепло. Как гипотеза, существовал в физике до середины XIX века.

[10] Под словом «динамид» Рейхенбах подразумевает силу, или энергию. Таким образом, магнитную силу он называет динамидом магнетизма, энергию света — динамидом света и т.д.

[11] Около 40 кг.

[12] Маховая сажень — расстояние между кончиками пальцев разведенных в стороны рук.

[13] Локоть — расстояние от локтевого сустава до кончика среднего пальца руки.

[14] Гораздо подробнее и доказательнее эти световые явления от магнитов изложены в труде «Untersuchungen über die Dynamide des Magnetismus, der Elektricität, der Wärme, des Lichts, etc., in ihren Beziehungen zur Lebenskraft», von Reichenbach, Braunschweig. Vieweg 1850.

[15] Mauvais coucheur (фр.) — идиоматическое выражение, означающее «неуживчивый человек». Однако буквальный перевод этой фразы: «скверный сосед в постели».

[16] Растворение сахара и соли — эндотермические реакции (идущие с поглощением теплоты).

[17] Растворение металлов в кислотах — экзотермические реакции (идущие с выделением теплоты).

[18] Винная, или виннокаменная, кислота (tartaric acid) — органическая кислота (C4H6O6), широко распространенная в растительном царстве.

[19] В шипучем напитке протекает эндотермическая реакция нейтрализации винной кислоты содой с выделением углекислого газа:

C4H6O6 + 2NaHCO3 = Na2C4H4O6 + 2CO2↑ + 2H2O    (–Q)

[20] Свинцовый сахар — уксуснокислый свинец (ацетат свинца): Pb(CH3COO)2.

[21] Реакция указанных солей идет за счет того, что сульфат свинца — нерастворимая соль: 2Pb(CH3COO)2 + KAl(SO4)2 = 2PbSO4↓ + K(CH3COO) + Al(CH3COO)3

Образующийся ацетат алюминия гидролизуется в воде уже при комнатной температуре:

Al(CH3COO)3 + H2O = Al(OH)(CH3COO)2 + CH3COOH

При нагревании гидролиз идет дальше:

Al(OH)(CH3COO)2 + H2O = Al(OH)2(CH3COO) + CH3COOH

[22] Эвпион — углеводород парафинового ряда, вероятно пентан, C5H12, открытый Рейхенбахом в древесном угле.

[23] Как известно, ртуть обладает минимальной среди всех металлов энергией атомизации — всего 61 кДж/моль.

[24] Электрофор — инструмент для получения статического электричества, состоящий из круглого диска из смолы, который заряжается отрицательным электричеством, и куска меха, которым диск натирают (последний заряжается положительно).

[25] Колонна из последовательно соединенных между собой медно-цинковых электрических элементов, с помощью которой в XIX веке получали достаточно высокое постоянное напряжение, чувствительное для человека.

[26] Более детальное изложение этой темы можно найти в уже изданном труде Рейхенбаха «Динамиды в их связи с Жизненной энергией и т.д.».

[27]    Гетероциклическое органическое соединение, алкалоид пуринового ряда (C7H8N4O2).

[28] Жженая известь — негашеная известь (CaO).

[29] «Сердце, 291. При зоркости можно наблюдать многие научно значительные явления. <…> Также можно заметить излучения света из самых неожиданных материалов — из дерева, холста, стекла, резины и многих предметов, — не отвечающие обычным законам. Конечно, вы знаете, что так называемое электричество представляет грубейшую форму видимой энергии Фохата. Но когда аккумулятор очищенного сердца проводит явление тонкого Фохата, то свет особого качества происходит от любой поверхности. Фохат всюду наслаивается, нужно лишь проявить достаточно чутким аппаратом. Таким аккумулятором может быть лишь сердце».

[30] С XVI века для производства зеркал применяли амальгаму — сплав ртути и олова. Зеркала, покрытые амальгамой, давали бледное отражение. При их изготовлении приходилось иметь дело с ядовитыми веществами. Бывали случаи, когда рабочие отравлялись ртутными парами насмерть. И только в 1856 году немецкий ученый Юстус Либих разработал безвредное (в отличие от ртути) покрытие для зеркала. Вместо этого на стеклянный лист стали наносить тончайший слой серебра. Чтобы нежная серебряная пленка не повредилась, сверху ее покрывали слоем краски. Такие зеркала давали очень яркое изображение.

[31] Идиоэлектрические тела — плохие проводники электричества.

[32] Mr. Emil Du Bois-Reymond of Berlin. See Karsten's For­schritten der Physik (Advances of Physical Science), 3rd year, p. 401.

[33] См.: Liebig. Manual of Chemistry, Vol. V, p. 34.

[34] Химическими лучами в XIX веке назывались ультрафиолетовые лучи ввиду их сильного химического действия на фотопластинки того времени.

[35] Питер Барлоу (1776–1862), английский математик и физик, исследователь земного магнетизма.

[36] Профессиональный компас для магнитных измерений.

[37] Историческое название Австралии.

[38] Около 30 метров.

[39] 12-18 метров.

[40] 45 метров.

[41] Шарль Морис де Талейран-Перигор (1754–1838) — французский политик и дипломат, занимавший пост министра иностранных дел Франции при нескольких режимах. Известный интриган, имя которого стало почти нарицательным для обозначения хитрости, ловкости и беспринципности.